"Рафаэль Сабатини. Псы господни " - читать интересную книгу автора

продемонстрировал свою неустрашимость, когда штурмовал со своим отрядом
стены замка и отражал атаки испанской пехоты. Захваченный город избежал
участи Сантьяго и Сан-Доминго, уплатив безоговорочно выкуп в тридцать тысяч
дукатов.
Цель была достигнута: король Филипп убедился, что английские моряки не
намерены терпимо относиться к деятельности инквизиции.
Разрушив по пути испанский порт во Флориде, флотилия Дрейка взяла курс
домой и вернулась в Плимут в конце июля, доказав всему миру, что
могущественная империя не так уж неуязвима, и сделав войну неизбежной, ибо
еще колебавшийся король Испании не мог проигнорировать брошенную ему латную
перчатку.
Джервас Кросби, вернувшийся в Арвенак, был не чета юноше, ушедшему в
плавание почти год тому назад. Риск, преодоление опасностей закалили его, а
накопленный жизненный опыт и знания, включавшие хорошее знание испанского
языка, придали уверенности в себе. К тому же он был загорелый и бородатый.
Джервас явился в поместье Тревеньон, самодовольно полагая, что тому, кто
завоевал испанские города, завоевать сердце леди Маргарет сущий пустяк. Но
леди Маргарет, ради которой он описывал свои подвиги графу, осталась
равнодушной, а граф и вовсе не желал его слушать. Когда Джервас все же
навязал ему роль слушателя, его светлость назвал Дрейка бессовестным
пиратом, а узнав, что он приказал повесить несколько монахов в Сан-Доминго,
и убийцей. Дочь была того же мнения, и Джервас, чьи славные подвиги у
берегов Испания были восприняты с таким презрением, возмутился до глубины
души.
А объяснялось это тем, что граф Гарт был воспитан в католической вере.
Он уже давно не исповедовал христианство в любой форме. Твердолобая
нетерпимость священников разных конфессий отвращала его от религии, а
ученые занятия и размышления, в особенности о философских взглядах Платона,
вызывали у него настоятельную потребность в более благородном и широком
представлении о Боге, чем в известных ему вероучениях. Но в подсознании,
независимо от философских взглядов, жила неискоренимая привязанность к вере
отцов, вере своей молодости. Конечно, это была сентиментальность, но она
определяла его суждения в тех редких случаях, когда граф позволял себе хоть
как-то откликаться на проблемы, волнующие его сограждан. Подспудная
слабость графа к католичеству невольно создавала в доме Тревеньонов ту
атмосферу, в которой росла и воспитывалась Маргарет. К тому же, как и
большинство людей ее круга - а у нас нет оснований сомневаться в
правильности сведений об общественном мнении в Англии, которые поставляли
королю Филиппу - Маргарет не могла вырвать из сердца симпатию к обреченной
на смерть королеве Шотландии, томившейся в английской тюрьме. Разумеется, и
леди Маргарет испытывала почти повсеместную в Англии антипатию к Испании,
досадовала на зверское обращение с ее сородичами; она, дрожа от ужаса,
слушала рассказы о злодеяниях инквизиции, но все это умерялось в ней
склонностью считать короля Филиппа испанским Персеем, вознамерившимся
спасти шотландскую Андромеду.
Когда взбешенный Джервас ушел не прощаясь, она проводила его улыбкой.
Но потом Маргарет призадумалась. А вдруг ему нанесли такую глубокую рану,
что он больше не вернется? Она честно призналась себе, что будет очень
сожалеть, если ее опасения сбудутся. В конце концов, они с Джервасом были
друзья, и она вовсе не хотела, чтобы старая дружба оборвалась таким