"Рафаэль Сабатини. Вечера с историком" - читать интересную книгу автора

- Но тогда... тогда... - Борис растерялся, и вдруг до него дошло. - А
кто его отец?
- Штефан Баторий, король польский. Гришка Отрепьев - внебрачный сын
короля Штефана.
У Бориса на миг перехватило дыхание.
- Это правда? - спросил он и сам же ответил себе: - Понятное дело, что
правда. Хоть что-то прояснилось, наконец... Наконец-то. Ступай...
Отрепьев, спотыкаясь, вышел вон. Он благодарил Бога за то, что так
легко отделался. Боярину было невдомек, сколь мало значила для Бориса его
ложь в сравнении с правдой, которую он все же поведал царю, правдой,
пролившей ужасающий, ослепительный свет на мрачную тайну Лжедмитрия.
Головоломка, так долго мучившая царя, наконец-то была решена.
Этот самозваный Дмитрий, этот монах-расстрига был побочным сыном
Штефана Батория, католика. Сигизмунд Польский и воевода Сандомирский вовсе
не пребывали в заблуждении. И они, и другие высокопоставленные польские
дворяне, вне всякого сомнения, прекрасно знали, кто он такой, и
поддерживали его, выдавая за Дмитрия Иоанновича, желая обмануть чернь и
помочь самозванцу захватить русский престол. Тем самым они стремились
внедрить в Московию правителя, который был бы поляком и католиком. Борис
был наслышан о фанатичной набожности Сигизмунда, который, движимый
благочестием, однажды пожертвовал шведским троном, и прекрасно понимал
смысл и суть этой интриги. Разве не говорили ему, что в Краков наведывался
папский нунций? Разве не поддерживал этот нунций притязаний самозванца?
Почему же Папу так интересует московский трон и престолонаследие на Руси? С
чего бы вдруг римскому священнику помогать человеку, стремящемуся стать
правителем православной страны?
Наконец Борис понял все. Рим. Рим затеял это дело, и подлинная цель
интриги заключалась в насаждении католичества на Руси. Сигизмунд прибег к
помощи Папы, втянул его в заговор, потому что, сам будучи выборным королем
Польши, видел в честолюбивом отпрыске Штефана Батория человека, способного
низвергнуть его с польского трона. И вот, желая направить амбиции в другое
русло, он стал крестным отцом (если не изобретателем) всей этой затеи с
самозванцем. Он-то, верно, и придумал выдать молодца за убиенного Дмитрия.
И не было бы этих полных тревог месяцев, расскажи ему дурак Отрепьев
все как есть с самого начала. Как просто было бы тогда вскрыть этот гнойник
обмана. Ну, да лучше поздно, чем никогда. Завтра он обнародует правду, и ее
узнает весь мир. А такая правда вполне может заставить призадуматься
суеверных русских недоумков, приверженцев православия, поддерживавших
самозванца. Пусть увидят, в какую западню их хотели залучить.
Вечером в Кремле давали пир в честь чужеземных посланников, и Борис
пришел к трапезе в гораздо лучшем, чем прежде, расположении духа. Он знал,
что делать. Он был убежден, что теперь Лжедмитрий в его руках. Сегодня он
объявит посланникам о том, о чем завтра возвестит на всю Русь. Расскажет им
о сделанном открытии и поведает своим подданным об опасности, которой они
подвергаются.
Пир уже подходил к концу, когда царь встал и обратился к гостям с
просьбой выслушать важное известие. В молчании ждали они, когда возговорит
правитель Руси, но он, так и не вымолвив ни слова, вновь опустился, даже
упал в кресло и обмяк. Царь прерывисто дышал, его скрюченные пальцы
судорожно хватали воздух, лицо стало темно-лиловым, и наконец из носа и рта