"Юрий Сергеевич Рытхэу. Айвангу " - читать интересную книгу автора

большевики вступил и Кавье и откровенно признался домочадцам, что он это
делает для того, чтобы сохранить за собой вельбот, Айвангу смекнул, в чем
дело: есть люди, которые, надев красивую одежду, думают, что и лицо у них
стало другим.
Отдавать вельбот тяжело. Вот что стало с Гэмалькотом. У него было три
вельбота, и он собирался покупать настоящую шхуну, такую, как у капитана
Амундсена. Гэмалькот ездил к нему, когда норвежец зимовал у мыса Якан. А
сейчас Гэмалькот никто: вельботы у него отобрали, отдали артели, склад с
пушниной передали фактсрии. Гэмалькот даже лишился разума. Каждое утро он
уходит на берег лагуны, мастерит игрушечные вельботы и играет ими...
С чистого неба на лицо Айвангу сыпалась мелкая изморось и таяла на
ресницах. Он протирал глаза остатками рукавиц и удивлялся обилию влаги - он
не хотел признаваться, что это страх выжимает слезы.
Слева чернела скала Сэнлун. Ее острие корявым пальцем указывало на
созвездие Одиноких Девушек, сгрудившихся на небосклоне. Днем, если стоять у
подножия скалы, видны селение, мачты радиостанции, привязанные к земле
стальными тросами. Сталь звенит при сильном ветре, и кажется, что, перебирая
струны, играет великан. Айвангу пополз к скале. Он прикусил нижнюю губу и
ощутил вкус крови. Кровь человека... Она такая же теплая и соленая, как
моржовая, которую пил Айвангу позапрошлым летом, когда загарпунил первого
зверя. Тогда Раулена позволила взять себя за руку и увести за холм, где
росла низкая и острая трава. Невдалеке от них сидела птичка и громко пела,
прославляя радость, которую дает людям любовь. Она смотрела маленькими
круглыми глазками на Айвангу и Раулену и вертела головой... У птицы тоже
теплая кровь, даже у такой маленькой пичужки. А у мертвых одинаково холодная
кровь - будь это кит, морж, птица, собака, олень или человек.
Напрягая последние силы, Айвангу переполз лунную тень от Сэнлуна и
облегченно вздохнул: отсюда уже рукой подать до селения. Пешком идешь - не
успеешь вспотеть, а на собачьей упряжке едва успеешь выкурить трубку...
Айвангу вполз на торос и глянул в черноту горизонта. Будто мелькнул
огонек, и сразу стало жарко, под малахаем волосы взмокли. Ослабшие мускулы
налились новой силой, и Айвангу быстро соскользнул с тороса. Упираясь руками
в рваных рукавицах в плотный снег, он подтягивал непослушное тело с
одеревеневшими ногами. Огонек больше не показывался: кто станет понапрасну
жечь лампу в глубокую ночь?.. Хотя, как водится исстари, когда охотник
запаздывает до темноты, в сенях его яранги зажигают светильник - кусочек мха
в нерпичьем жиру. В яранге Кавье, наверно, понадеются, что огонь зажгут в
сенях у Сэйвытэгина, а Сэйвытэгин подумает наоборот. Даже если и горит такой
светильник, его отсюда невозможно увидеть: далеко, а кроме того, яранги в
Тэпкэне входами обращены на запад: как же с восточной стороны увидишь слабый
огонек?
Вот если бы зажгли огонь на маяке... Луч там острый, пронзительный,
пробивает толщу тумана. Но маяк светит только летом, когда через пролив идут
большие пароходы. Красный веселый домик стоит на холме, откуда охотники
высматривают моржей и китов. Его поставили в прошлом году, в год гибели
"Челюскина". Айвангу тоже таскал бревна. Все радовались новому красному
домику, но Кавье плюнул в эту радость, заявив, что морские звери,
испугавшись яркого луча, оставят этот берег. Многие поверили его словам: кто
знает, все ли новое хорошо? Ведь было такое: американская шхуна расстреляла
лежбище у Инчоунского мыса, и моржи три года избегали выползать на отмель.