"Юрий Сергеевич Рытхэу. Сегодня в моде пиликены" - читать интересную книгу автора

днищем воды и посмотрела вперед, где в солнечных лучах купался утес
Янравыквын с заплатами зеленого мха и белыми потеками птичьего помета. Эмуль
вздрогнула от неожиданности: на одном из верхних уступов, опершись на
короткие лапы, стояло удивительно красивое животное. Его гладкое, будто
отлакированное тело блестело на солнце. Но самым прекрасным была линия
изгиба тела, - это было такое волшебство чистой линии, что Эмуль не
сдержалась и воскликнула:
- Как красиво!
Дед перестал грести и обернулся.
- Это отлек - сивуч! - сказал он. - Редкий гость.
Отлек шевельнул головой и вдруг взлетел! Это был необыкновенный полет.
Упругое и удлиненное тело отлека мелькнуло таким совершенством линий, что
Эмуль застонала от восторга.
- Очень красиво полетел, - заключил дед Гальматэгин, проследив за тем,
как сивуч вонзился в воду и ушел в глубину.
Позже много раз Эмуль с волнением вспоминала полет отлека, и сейчас,
когда она держала в руке нагретый от ладони моржовый клык, она вдруг
почувствовала: если ей удастся воспроизвести линию тела отлека, чистоту и
выразительность - получится как раз то, что всегда будет напоминать Геннадию
Барышеву о прекрасной земле Чукотке.
Эмуль пристроилась под электрической лампочкой и принялась резать. Она
ничего не видела вокруг себя - ни мать, ни отца, машинально выпила вечерний
чай и снова вернулась к обломку моржовой кости: перед ней стоял лишь отлек и
чистая линия сивучьего тела.
Неожиданно погасла лампочка: выключили свет. Эмуль вздохнула и, пожалев
о том, что у нее нет запаса свечей, легла в постель. Закрывая глаза,
представила она, как подаст Геннадию Барышеву сивуча на скале Янравыквын и
парень вспыхнет от удивления и счастья. А может быть, действительно будет
так, что он вернется на Чукотку, и может быть, может быть... когда-нибудь
они будут вместе. От этой мысли Эмуль стало неловко и стыдно перед собой, и
она закрыла зардевшееся лицо краем одеяла, словно кто-то мог ее видеть в
этой кромешной темноте.
На следующий день она пошла в столовую с удовольствием. Эмуль не
задумывалась над тем, что ей будет приятно увидеть еще раз Геннадия
Барышева, его улыбку, услышать его голос: просто ей было хорошо.
- Работа идет? - весело подмигнул он Эмуль.
Девушка кивнула.
В тот же день несколько человек из экспедиции Барышева обратились к
Эмуль с просьбой сделать для них пиликены, но девушка ответила, что она уже
взяла заказ.
Первый раз в жизни Эмуль молила погоду, чтобы ветер держался дольше и
волна била о берег: она боялась, что не успеет сделать своего отлека и
преподнести Геннадию Барышеву на память о Чукотке.
Когда уставали глаза и руки не могли держать инструмент, Эмуль
доставала дедовский клык и рассматривала рисунки. Она снова и снова
задумывалась над волшебством этих бесхитростных линий, и волнение охватывало
ее, жарко становилось в груди, и она начинала думать о Геннадии, о его
глазах. Взор заволакивался туманом, приходилось долго ждать, чтобы вернулась
зоркость и можно было продолжать работу.
Отлек обретал свои черты. Утес уже давно был готов, и даже, если