"Юрий Сергеевич Рытхэу. Сегодня в моде пиликены" - читать интересную книгу автора

еще в школе от учительницы, - Эмма.
- А меня, - продолжал Барышев, - зовут Геннадием. Геннадий Барышев, -
сказал парень и протянул смущенной девушке руку.
Эмуль от неожиданности и растерянности протянула ему руку, в которой
держала стакан, потом поправилась и подала левую.
- Вы подадите чай, - мягко произнес Геннадий Барышев, - а потом я вам
что-то скажу.
Эмуль почти бегом донесла стакан до столика, за которым сидел
бухгалтер, и вернулась.
- Я узнал, что вы хорошая мастерица, - сказал Геннадий таким голосом,
что Эмуль от смущения отвернулась в сторону. - Да, это правда! - горячо
продолжал археолог. - Мне удалось кое у кого посмотреть ваших пиликенов. Это
настоящие маленькие шедевры. Они чем-то напоминают древние костяные маски,
которые иногда попадаются в неолитических захоронениях... Так вот, у меня к
вам огромная просьба: сделайте мне десяток пиликенов! Хорошо? Пусть это
будет памятью о Чукотке и о вас, - Геннадий Барышев учтиво поклонился. -
Конечно, мне бы хотелось увезти более характерное произведение косторезного
искусства, но времени нет. И вот я вас прошу, Эмма, сделать мне такое, чтобы
я снова захотел приехать сюда... Договорились?
Геннадий Барышев улыбнулся и ласково заглянул в глаза Эмуль.
- Все это, разумеется, - добавил он приглушенным голосом, - за
соответствующее вознаграждение.
Этот день был самым длинным днем в жизни Эмуль. Она не могла дождаться
закрытия столовой, чтобы убежать к себе домой и засесть за работу... У нее
есть обломок темного клыка, найденный в прошлом году. Она уже знает, что
вырежет из него. Она вырежет такое, что Геннадий Барышев захочет вернуться
на Чукотку.

Эмуль взяла в руки обломок клыка, отполированного морскими волнами, и
вгляделась в него. Кость была почти черная, с едва заметным коричневым
отливом. В глубине просматривались легкие переходы тонов. Обломок был
большой, почти половина огромного моржового бивня. Кость была плотная,
крепкая. Эмуль долго вертела ее в руках, пока она не стала такой же горячей,
как и ее ладони.
Что же изобразить такое, что бы волновало человека, напоминало ему о
самом сокровенном и близком сердцу? Эмуль принялась перебирать впечатления
своей недолгой жизни, и вдруг словно неожиданный проблеск солнечного луча
озарил ее память.
Трудно назвать год, когда это было. Однажды дед Гальматэгин взял ее в
свою маленькую легкую байдарку. Они плыли по направлению к большой, отдельно
стоящей скале Янравыквын. В прозрачной воде висели медузы, птицы любопытными
взглядами провожали маленькую кожаную байдарку, а Эмуль не могла оторвать
глаз от прозрачного днища утлого суденышка, и от сознания того, что под этой
непрочной кожей огромная глубина, замирало сердце и какой-то сладкий сироп
бился в коленках вместо горячей крови.
Косые лучи низкого солнца стлались над морской поверхностью, и птицы
пугались собственных огромных теней. Гальматэгин греб молча и
сосредоточенно. Вода со звоном капала с лопастей весел, а нос суденышка с
журчанием рассекал морскую поверхность.
Эмуль с трудом отвела взгляд от переливающейся под тонким кожаным