"Владимир Рыбин. На войне чудес не бывает (Искатель N 2 1985)" - читать интересную книгу автора

его, если бы не очки, вдруг сорвавшиеся с носа и разлетевшиеся на кирпичном
полу.
- Что вы стоите?! - близоруко щурясь, заорал он. - Эго же изменник.
Тишина, глухая подвальная тишина повисла под сводом, побеленным поверху
отсветом зари, вливавшимся в стрельчатые окна.
- Фюрер приказал изменников расстреливать на месте!
Снова никто не пошевелился. Только мальчишка, так и не вставший с
койки, испуганно засопел, натягивая одеяло себе на подбородок, и. сопение
это походило на всхлипы.
- Надо Граберту доложить! - снова истеричным фальцетом крикнул
Хельмут. - Я сам доложу.
Он бросился к темному зеву прохода, но то ли кто-то подставил ему ногу,
то ли сам запнулся - этого Штробель так и не понял, - только Хельмут вдруг
грохнулся на пол, едва не сбив с ног долговязого Алоиза, напряженно
читавшего письмо при тусклом свете свечи и, как видно, не слушавшего всех
этих выкриков
- Пойдем уж вместе, - сказал Штробель, вставая. Он понимал лучше
явиться самому, застать Граберта врасплох.
Франц шагнул навстречу.
- И я пойду
- Ну зачем же Хельмут дорогу знает.
Конечно, явиться к Граберту с Францем было бы куда безопаснее. Но
сейчас важнее оставить его здесь. Пусть рассказывает то, что говорил ему
старший лейтенант Карманов, пусть агитирует В конце концов, не от Граберта,
а от них самих будет зависеть обороняться или выходить в поле с белым
флагом.
- Хельмут на посту, пусть стоит, где приказано Вы пойдете с нами -
Гюнтер ткнул Штробеля автоматом и повел стволом в сторону темного прохода,
показывая, куда идти.
- Пускай оружие отдаст! - крикнул Хельмут.
- Ты не умеешь с ним обращаться, - сказал Штробель и одного за другим
оглядел всех столпившихся в узком коридоре. Никто не возразил - Франц,
остаешься тут за старшего.
Он положил на край стола стопку листовок и пошел в темноту коридора. Он
был уверен, что листовки эти не останутся непрочитанными. Оказывавшиеся в
подобных ситуациях солдаты обычно живо интересовались всем, хоть немного
проясняющим их положение. Листовки всегда оказывались последней надеждой
отчаявшихся, искавших спасения. Конечно, это были не те листовки, какие
сейчас требовались, они не предназначались для юнцов, но других не имелось.
"Подумай о себе и о своей семье, - говорилось в них - Гитлер привел
преступную войну в твой дом, он рушится от бомб, и под его обломками могут
оказаться погребенными и останки дорогих тебе людей; бесчисленные вереницы
беженцев тянутся из конца в конец Германии, матери разыскивают своих детей,
дети в отчаянии зовут своих матерей. Подумай, солдат! И помни: немецкий
народ не будет уничтожен В твоих интересах, солдат, скорейший разгром
Гитлера, скорейшее окончание проигранной войны. Рви с Гитлером и сдавайся в
плен! Время не ждет."
Из темноты коридора они неожиданно вышли в широкий двор Звезды уже
гасли на бледнеющем чистом небе.
- День - будет прекрасный! - сказал Штробель, оглядывая небо, глубоко