"Владимир Рыбин. Город эстетов" - читать интересную книгу автора

Они с Леней проговорили у костра всю ночь. А утром принесли к замку груду
металла, пластмассовых мышц, деталей и узлов - все, что удалось снять с
разбитых роботов. Принесли и сложили на берегу речки. Ермаков построил
здесь временный навес из жердей и прочной пластмассовой пленки, которая
имелась на складах у запасливых роботов. Никто не обратил на это внимания:
каждый в поселении, по словам Обнорского, имел право чудить как ему
вздумается. Даже сообщение о гибели роботов, казалось, не произвело на
поселенцев никакого впечатления. Ермаков сказал председателю, что надо
срочно собрать всех и разъяснить серьезность положения. Колонтаев ответил,
что непременно соберет, только позднее, поскольку неожиданная обстановка
вызвала у всех новый взлет вдохновения и он не намерен мешать творческим
порывам.
Ермаков знал, что о "творческих порывах" скоро придется забыть: уже через
две недели кончится запас воды в замке и эстетам волей-неволей придется
переселяться вниз или таскать воду на верхотуру. Он начал строить дом из
камней и металлических сеток, которые скреплял быстротвердеющим пластиком,
взятым все на тех же складах. Дом получался невзрачным, вроде большого
сарая, но и он радовал - ведь скоро сюда переселятся многие колонисты.
Строительство продвигалось медленно: много времени отнимал уход за
обширными огородами, оставшимися от роботов.
Роботы, роботы! Ермаков вспоминал их по сто раз на день, лишь теперь как
следует осознав, сколько же они делали для людей.
Первые дни его хлопоты у реки никого не интересовали, Лишь изредка тот
или иной поэт либо художник останавливался поблизости и удивленно смотрел
на "человека-робота". Потом некоторые начали ему понемногу помогать. Через
месяц, как он и предполагал, все переселились к реке. Все, кроме
Обнорского. Тот заявил, что раз уж ему суждено умереть от голода и жажды,
то он умрет поэтом, и жил в невообразимом хаосе своей мастерской -
прибирать за ним было некому. Кое-кто, жалеючи, носил ему в замок воду и
свежие овощи с огорода. Обнорский быстро привык к этому и гневался, если
очередной доброволец задерживался.
Долго разбирался Ермаков в механизмах, обслуживавших замок, и наконец
включил их, дал воду, наладил связь. А потом и более того - надумал сам
собрать робота. Когда сообщил председателю, тот сразу поверил и уже от него
не отходил - просил, требовал, чтобы первый робот появился поскорее.
Ермаков торопился, работал даже по ночам. Но однажды его осенило, что
эстетам нужен не робот-помощник, а слуга, что ими движет тоска по той
паразитической жизни, которую вела колония прежде. И он начал сомневаться:
следует ли вообще возиться с роботом? Но дело было начато, и Ермаков
продолжал работать, забывая об отдыхе, находя радость в каждом ожившем под
его руками узле...
Он отложил паяльник, оглядел свое детище - странное сочетание металла и
биологической ткани, напоминающее осьминога. Точнее, конечностей у робота
было двенадцать; восемь оканчивались округлыми рифлеными башмаками с
шипами, четыре - трехпалыми кистями. Все двенадцать приводились в движение
искусственными живыми мышцами, стянутыми к большому, полуметрового диаметра
шаровидному корпусу, в котором находились управляющая система, электронный
интеллект. Четыре перископических глаза довершали картину. Но Ермаков уже
любил его, еще не ожившего. Потому что знал: робот будет добрейшим и
способнейшим существом. И работящим, как никто в поселении.