"Владимир Рыбин. "Голубой цветок" (рассказ)" - читать интересную книгу авторавперед.
Маша сидела перед ним прямая, замеревшая. Она словно бы не замечала своих слез, продолжавших катиться по щекам. И он как будто привык к ним, смотрел на короткую - "под шлем" - прическу Маши и боролся с острым желанием потрогать упругие спирали завитков на ее виске. Тишина, тяжелая, ощутимая, висела за переборками, за оставшейся приоткрытой дверью. Только зуммер психоанализатора все плакал и плакал на Машином индивидуальном пульте, почему-то напоминавшем туалетный столик. - Это пройдет, поспишь немного, и пройдет, - сказал Кубиков. - Я не о себе. - Она подняла к нему заплаканные глаза. - Я психолог, знаю: всем нелегко. Знаю. Только я... слабей оказалась... - Не о себе? - машинально переспросил он и покраснел. Она не ответила. Медленно встала, как-то странно улыбнулась ему и пошла к двери. И Кубиков понял, куда она направлялась - в камеру сна. В последующие полгода черный стресс уложил еще нескольких членов экипажа. Кубиков ждал, что болезнь отпустит хоть кого-нибудь, но педантичный ПАН все не давал положительного заключения. И наступил момент, когда остались бодрствовать только трое - самый молодой - Димочка, самый старый - Иван Сергеевич да он, командир. Еще более пусто стало на корабле. Именно тогда и случилось то, чего все давно ждали: в тяжелом радиофоне космоса совсем потонула зыбкая пульсация земной связи. Напрасно до предела выдвигались параболические антенны, напрасно автоматическая радиостанция, гудя от снега на Плутоне, а из динамиков доносилось только пугающее разноголосо-хриплое пение космоса. Пустота словно бы еще углубилась, ощутимой тяжестью ложилась на душу. Кубиков все чаще вспоминал слова Маши о необходимости присутствия детей на корабле, и эта мысль уже не казалась ему столь парадоксальной. От тягостных, словно бегающих по кольцу мыслей он уходил в кают-компанию, устраивал там головоломные дискуссии о легендарных летающих тарелках, о гипотетических встречах с иными цивилизациями. В ход шла любая небывальщина. Но командир сам чувствовал, что все его усилия словно бы попадали в мягкие, как распушенная вата, облака Венеры. - Ничего, - бодрился Иван Сергеевич. - Все проходит, пройдет и это. И пытался развивать ни на чем не основанную, по-видимому, специально по случаю выдуманную философскую концепцию: - Космос неравномерен. В нем все концентрируется в точки или в полосы. Недаром с одной стороны - крайняя плотность материи, с другой - крайняя пустота. Сейчас у нас полоса невезения, то есть полоса пустоты. Но пересечем же мы ее. И тогда услышим Землю, может, даже лучше, чем с Плутона... Он успокаивал других. А себя не мог успокоить. Однажды Кубиков, зайдя к нему в каюту, увидел на столе раскрытый блокнот со стихами. Одно было не окончено: |
|
|