"Святослав Юрьевич Рыбас. Плотная опека" - читать интересную книгу автора

неловкость, и язык закрепостился.
- Ты ешь, ешь. Мне - позвонить, - бормочу я вовсе не то.
Я ушел в прихожую, поманил Веру и расплатился.
- Васенька, - вздохнула Вера. - Вы не поддавайтесь, вам надо победить.
- У нас план, - начал было я, но догадался, о какой победе она говорит.
Однако не идти же мне назад и резать Кубасову правду-матку в глаза. Я
почесал затылок и распрощался с Верой.
Такси не рискнул брать, выбрался проходными дворами к трамваю, по
дороге купил темные очки и смастерил из газеты панаму. Я походил на
болельщика. По-моему, они все на одни салтык: орут лишь на стадионе, а дома
- закрепощен язык.
Вечером я был дома. Иногда Бакота дает такие поблажки Акульшину перед
матчем. Тихо было в моей трехкомнатной квартире, душновато, а внизу под
балконом шелестели жестяные клены.
Я боялся. Я хотел отдохнуть перед игрой, но во мне сидело что-то. А
чего было мне бояться в тот неясный приснившийся вечер? Я вспомнил свой
возраст: от силы два сезона будущего. Но к черту это!
Слава богу, Нина не пилила меня. Она склонила над английской книжкой по
лексикологии свои пряди и не сразу обернулась на шаги. Она не
поинтересовалась: почему останусь, зачем? Ее лицо было знакомо холодным.
Может, презрительным? Это я не хотел уточнять. Припухлые губы были сжаты,
рот будто ножом прорезан. "Занимаешься? - невпопад спросил я. - Ну ладно..."
Я ушел к себе, сел перед магнитофоном, чтобы забыться. Я послушал записи
государственных гимнов разных стран, где побывал, почитал "Советский спорт",
потом попил чайку с лимоном и спать захотел.
Но на моей постели возлежал Кубасов. Я остолбенел от такой плотной
опеки. Я грубо толкнул его. Наверно, надо было драться.
- Больно же, - проворчал он. - Извини, Акуля, тренер велел...
Переночую.
- Я женат, идиот! - крикнул я.
- Завтра игра, - ответил Кубасов, отводя мой намек.
У меня опустились руки, я упал рядом с ним и отключился. И мне
приснился сон, странный сон, в котором я весь был закрепощен и лишен воли:
Кубасов не отставал от меня, гонялся за мной по полю с косой в руках. "Куда
теперь?" - спросил он. "В штрафную, - выдохнул я. - Головой забить
попробую". - "Ну-ну. Не бойся, я просто так", - ответил он, и мы дружно
побежали в штрафную площадь.

Открыл глаза: слава богу, я был на озере Кирша, где у нас лагерь.
- Доброе утро, Акуля! - улыбнулся Тимченко.
- Привет, Тимка-голкипер, - ответил я. - Сколько градусов на солнце?
- Девятнадцать, - сказал Тимка, причесывая перед футляром электробритвы
свои черные вьющиеся волосы.
Я быстро натянул брюки.
- Тима, глаза-то у тебя голубые? - удивился я. - Красивый ты паренек.
Для другой жизни - не для нашей.
- Поздно разочаровываться, - бросил Тимченко, он всегда нравился мне:
не сомневается, и храбрый вратарь, храбрейший.
- Как - сегодня? - спросил он.
- На тридцатой забью гол, - ответил я. - И мы их сильно разочаруем,