"Святослав Юрьевич Рыбас. На колесах" - читать интересную книгу автора

туда, куда поворачивать никогда не думал. Теперь он шел быстро.
Ему сделалось радостно и страшно. Казалось, те давние свидания с Леной
прошли без него, что он еще никогда не волновался перед встречей с женщиной,
что он не знает, как надо себя вести. Куда он идет? Поглядеть на окно,
постучаться, сказать: "Не спите? Я мимо проходил..." Нет, не осмелится,
побоится, что она поймет его именно так, как есть на самом деле. Разведенная
двадцатисемилетняя женщина, она не из тех, кому легко выйти замуж в
маленьком городе, но она, должно быть, из тех современных женщин, кто умеет
чистоплотно устроить личную жизнь.
Лучше всего было бы повернуть назад, чтобы потом не стыдиться. Думая
так, он шел по темному тротуару, плотно закрытому от света фонарей
шевелящимися кронами.
Возле дома, в котором Полетаева снимала комнату, блеснул бампер: там
стояли "Жигули" цвета "белая ночь". Никифоров услышал мужской голос. По
номеру машины он догадался, что мужчина был главным агрономом совхоза
"Калининский", парень лет двадцати пяти с грубоватым симпатичным лицом; его
фамилии он не знал. "А ты надеялся на другое?" - спросил себя Никифоров и,
глядя на мужчину и женщину, стоявших в тени, прошел мимо по освещенному
тротуару возле ворот.
Он ждал, что Полетаева с ним поздоровается, так как невозможно не
заметить человека в трех шагах от себя, но ему хотелось, чтобы она его не
узнала. Его тень проплыла по забору, накрыла белые женские туфли и исчезла в
большой тени деревьев. До конца квартала он прошагал, точно в оцепенении.
Ему было стыдно за нее, за себя и хотелось скорее забыть этот вечер. Но чем
сильнее хотелось забыть, тем яснее становилось ему, что у него нет личной
жизни, а та, что составляла его семейную, отличалась от личной, как
отличается электрический свет от дневного.
Дома еще не ложились. Женщины сидели на кухне, разговаривали о
событиях, которые никогда не могли им наскучить. Когда Никифоров вошел, они
замолчали, и он понял, что говорили о нем. Взглянув на унылое лицо
Никифорова, теща добродушно-осуждающе (ему казалось, она нарочно
разговаривает с ним этим неприятным тоном) посоветовала:
- Ты должен уделять жене больше внимания. Гляжу на вас - молодые люди,
а такие кисляки. Свези ее в Москву, сходите в Большой театр, в кино... Можно
в ресторан.
- В ресторане обхамят, - сказал Никифоров, зевая. - А в Большой билеты
продают иностранцам. - Он потрогал чайник на плите, потом заглянул в
заварной чайник, долил туда воды и стал пить из носика.
Лена взяла из сушильного шкафа чашку, поставила на стол.
- Ну и кончится тем, что ты потеряешь жену, - сказала Мария Макаровна.
- Мама! - окликнула Лена.
- А что "мама"? Это только он думает, что я ему враг. А я знаю, что
зять у меня честный, умный, порядочный. Я всегда говорю, что думаю. Но вы
все время какие-то одинаковые. Ну, пойдите погулять, что ли! Нельзя же
так!..
- Спать пора, - сказал Никифоров. - Устал я. - И, посмотрев на Лену,
спросил: - Или погуляем?
- Ты, правда, хочешь? - не поверила она.
- Ну, а что тут такого? - ответила за него Мария Макаровна. - Ты же не
на службу его ведешь!