"Владимир Рыбаков. Тяжесть " - читать интересную книгу автора

нитроглицерина (кто его знает, как обзыва-ется вся эта дрянь). Когда начался
фейерверк, всю караульную роту вместо того, чтобы вывести за пределы огня,
бросили тушить взрывающиеся мины. Каким-то чудом динамит не рассердился от
детонации. Погибло то ли 50, то ли 150 человек. Там были многие, кого я
знал. Уцелевшие и позвонили. Коля, наивная душа, возмущался тогда, что никто
ничего не знает.
Теперь вот улыбаются, а мы должны их не резать, а разгружать ихнюю
тушенку!
Разгрузка шла себе спокойно, ящики были удобные (видно, они тоже, когда
на экспорт, на совесть делают). Китайцы смотрели, и все улыбались, лопоча
по-своему. А потом стали подходить и цеплять нам свои значки к гимнастеркам.
Я с любопытством рассматривал лицо Мао, на другом значке пылало солнце
Китая. Ребята посмеивались: вон как дают, политика у них на высоте! Заба-вно
было видеть левую сторону гимнастерки, украшенную значками ВЛКСМ, ГТО,
Гвардейским значком, значками специалиста 1, 2 и 3 степеней, а на правой
стороне - Мао и китайское солнце.
- Теперь у тебя полный комплект, - сказал я Свежневу, - еще бы
что-нибудь троцкист-ское - и помереть можно.
У Коли желваки только забороздили скулы, неприкрытая ненависть дымчато
выходила из глаз. Но он, не срывая значков, молчал.
Лейтенант Ломоносов, увидев ревизионистские значки на груди своих
солдат, сиганул в будку к телефону. Красный, как партбилет, яростно вопил он
в трубку. К удовольствию китайцев, похлопывающих нас по плечам, мы хохотали,
глядя на своего лейтенанта. Сквозь грязное стекло будки было видно, как
Ломоносов привычно вытянулся перед трубкой и выдохнул: есть. Вновь
собранный, он появился на ступеньке будки с полевой сумкой в руках.
- Товарищи, - гаркнул лейтенант, - я буду проходить, и вы будете
бросать в сумку значки, присутствие которых на груди советского солдата по
уставу не разрешается. И смотрите (его голос понизился и засвистел), за
утайку... Это приказ!
"Приказ" - слово особое, пресекающее мысли и чувства, нейтрализующее
всякое сопро-тивление, на некоторое время становящееся абсолютным
властелином человека, на которого оно обрушивается.
Жалея, что не смогут похвастаться в части, солдаты роняли в сумку
солнца, отдаленно напоминающие костры на пионерских значках.
Вечер плясал над головами, а ужин все не шел: то ли сожрали все, то ли
кухня застряла в пути. Зимой этот край иногда называют краем темного вечера:
неплотный сумрак наступал на пятки дню к четырем часам пополудни и плотнел,
становясь ночью, только к полуночи, но это виделось тем, чье желание и
настроение умело различать тона темноты. Ящики с тушенкой наливали руки
усталостью, желудки - голодом. Один из ящиков небрежно упал и раскололся.
Китайцы тотчас же вынырнули невесть откуда и стали собирать блестящие,
аппетитно раскатив-шиеся по земле жестянки. Раздались нетерпеливые голоса:
- Не цапай, узкоглазая сволочь, не твое уже!
- Не тронь, гад, все равно возьму.
Знакомый мне голос Коли визгливым фальцетом завопил:
- Они у нас Сибирь забрать хотят! Бей сук!
В развернувшейся драке приняли участие все, кроме лейтенанта, яростно
матерившего телефонную трубку, и двух партийных из нашего взвода,
поддерживавших своих только голосом, зная, что и за это их не похвалят на