"Владимир Рыбаков. Тавро " - читать интересную книгу автора

легко.

Глава восьмая

ЛЮБОВЬ ФРАНЦУЖЕНКИ

Найдя записку Мальцева и повертев ключом, Бриджит собралась, было,
пожать плечами и уйти, но непонятность написанного - "Жди меня, и я
вернусь" - запретила ей это сделать. Слова были написаны по-французски, без
ошибок, каждое слово было ясным и понятным, но вместе они составляли что-то
темное и странное, как сам Святослав. Когда он вернется? В десять? В
двенадцать? "Жди" и "вернусь" стояли слишком близко друг к другу, и Бриджит
захотела ощутить их странную недоговоренность, их русскую мистику. Она сразу
подумала о существовании в Мальцеве таинственной славянской души, и
спокойствие вернулось к ней. Славянская душа - это было привычно, доступно,
внятно. Понятие это ничего и вместе с тем все объясняло. На чердаке Бриджит
долго разглядывала приколотые к косой стене фотографии Ленина и Сталина. Она
встречала в жизни, особенно в университете, парней и девиц всевозможных
политических воззрений. У многих из них тоже висели дома ленины и сталины.
Но они любили их или преклонялись перед ними, цитировали их произведения. А
Святослав, она это знала, был антикоммунистом. Так почему же? Других
фотографий не было. Зачем прикреплять к стене фотографии своих врагов?
Она легла и призналась себе, что Мальцев утомляет ее. Даже - когда
молчит. От него постоянно веяло массивной мрачностью, за всем, что бы он ни
делал или говорил, тянулся вкус морского тумана. Бриджит знала, что она
никогда к этому не привыкнет, что вряд ли жить им вместе. Когда она думала о
Святославе, в голове варилась каша из медведей, цыган, революций, царей,
мужиков, броненосцев Потемкиных, толстых, троек, татар, водки, закусок.
Подобная чепуха, близкая разве что мещанам, раздражала, бесила даже, но
ничего кроме нее и вездесущей славянской души не хотело прийти к ней,
жаждущей понять Святослава. Уснула Бриджит довольно быстро и проснулась от
его стона. Мысль, простая, нежная, будто она жена его давным-давно, пришла
сама собой: "повернулся на больной бок". Тихонько встала, включила свет и
безмолвно ахнула: из руки тяжело спящего Святослава шла кровь. "Он
революционер!" Сначала ребра, теперь рука! Мысль, что Мальцев может быть
нечестным человеком, бандитом, не коснулась взбудораженной Бриджит. "Да, но
получается, что он... что он антикоммунистический революционер!" Она никогда
о подобном не слышала, и Бриджит почувствовала восторг от того, что
Святослав стоит вне закона; от того, что спрячет его, вылечит; от того, что
она придумала такое название - антикоммунистический революционер, и еще от
того, что этот особый человек - ее первый мужчина. Она молча, гордясь
безмолвностью, промыла резаную рану, обмотала ее куском своей рубашки, затем
разбудила, обняла Мальцева и отпустила его из рук много времени спустя. Они
лежали, теплым молчанием благодарили друг друга за радость в необычайной
ночи. Он с грустью всколыхнул воздух:
- Напали, понимаешь, хулиганы. Не знал я, что у вас в Париже ночью так
шумно. Их было двое... часы хотели снять, бумажник тоже самое. Не дался, и
вот - порезали.
Бриджит кивала головой и растроганно думала: "Давай, старик, ври
дальше. Ты будешь притворяться, я буду притворяться - и все будут рады.