"Владимир Рыбаков. Тавро " - читать интересную книгу автора

Мальцев было вздохнул спокойно, увидев знакомые до мелких черт обличья,
но... На второй день, свыкнувшись с цехом, он решил устроить перекур.
Подошел к молодому парняге - тот во время работы время от времени
подбадривающе подмигивал Мальцеву:
- Что, пойдем перекурим? От работы кони дохнут.
Мальцеву сначала показалось, что он перепутал, произнес эту фразу
по-русски. Но растерянность в глазах парня сменилась сосредоточенностью. Он
немного скривил шею, чтобы увидеть сбоку лицо Мальцева, и, так и не
произнеся ни слова, вновь принялся за работу. Чувствуя себя оплеванным,
Мальцев так и не устроил себе перекура. Боятся они или не боятся
капиталистов? Если они их и страшатся, то как-то странно, не с простой
опаской... может быть, с той трусостью, которую человек часто называет
осторожностью. Они часто произносили: "Да, месье, да, месье".
Как будто угодливости в этих словах было много. Да и большинство людей
немного горбилось, разговаривая с начальством. Как бы то ни было, здесь
кони-человеки от работы не дохли. Им, значит, было выгодно тянуть плуг труда
к наивысшей зарплате. Но отказываться от перекура - это уж слишком.
Неподалеку стоявший молодой коммунист тоже работал на своем станке, как
проклятый. Он как-то подошел во время обеда к Мальцеву. Губы его были так
по-революционному забавно сжаты, что Мальцев едва сдержал хохот. Подумалось:
"Ну, сейчас начнет пропагандировать!" Тот сухо спросил:
- Скажите, вы - антисоветский?
- Нет.
Парень улыбнулся не без растерянности, глаза спросили: "Ну, так чего же
ты тут делаешь?" Но рот остался без звуков. Молодой коммунист крепко пожал
руку Мальцеву и, напрягая спину, медленно завернул к своему, полному крови,
куску мяса.
- Эх, люди!
Произносить эти слова было ему легче, чем разводить в недоумении
руками.
Недели через две, попав за один стол с тем молодым коммунистом, в
общем-то неплохим парнягой, Мальцев не сдержался, рассказал советский
анекдот:
- Малец дергает отца: "Пап, а пап, мне сказали, что до коммунизма у нас
были деньги. Что это такое - деньги?" Отец скребет затылок: "Деньги,
понимаешь ли, ну, как бы тебе это сказать, это были такие вот бумажки,
маленькие, большие, красные, зеленые... всякие. С этими бумажками ходили в
распределители и обменивали эти самые деньги на, скажем, килограмм масла".
Малец опять дергает отца: "Пап, а пап, а что такое масло?"
Мальцев ожидал всяческого, но не этого человеческого безветрия. Вялость
окутала лица, на них только медленно хлопали веки. Шквала - смеха, гнева -
не последовало. Они стали есть, будто истребляли живое. Жевать, сузив глаза.
В тот день у заводских ворот Мальцева поджидал парень, спросивший, не
антисоветский ли он:
- Эй, русский, пойдем, выпьем?
В его глазах Мальцев прочел жестокость. Нужно было не думать, а решать.
К лицу подобралось, пришедшее издалека, одно из первых появлений весеннего
ветра. Он этак погладил расторопно, прошелся по нижней губе, как ловким
женским мизинцем.
- Пойдем.