"Владимир Рыбаков. Тавро " - читать интересную книгу автора

- Почему они так делают?
Мальцев полуискренне ответил:
- Не знаю. Но думаю, что дело в политике.
Рабочий хмыкнул, будто поверил. Обычно, когда человек описывает нечто,
ему самому непонятное, - ему верят.
Столовая стала наполняться народом. Глядя на лица, походки, движения
рук входящих и шумно усаживающихся людей, Мальцев впервые и по-настоящему
почувствовал себя дома - эти рабочие могли быть советскими... но как только
они заговорили, земля стала небом. Работяги без всякого смущения и скорее
весело ругали все подряд: начальство, цены, правительство. Мат, которым
небогат французский язык, тек, лишенный надрыва, по помещению. Мальцев
отметил, что бифштексы были толще пальца.
"Рассказать бы это все ребятам", - подумал Мальцев. Но сразу же грустно
решил: "Все равно бы не поверили. Я сам бы не поверил".
Рабочий хлопнул его по плечу:
- Чего задумался? Или мясо плохое? Они иногда здесь всякое г...
готовят. Это бывает.
Мальцеву пришлось уговаривать себя: нет, нет, рабочий не потешается над
ним.

* * *

Таня с удовольствием лежала на животе. Маленькому она этим еще не
мешала; скоро ей нужно будет засыпать, лежа неудобно: на боку. Поэтому было
так приятно вдавливаться грудью в кровать. Слезы, по-детски обильные,
стекались ко рту.
Свят ушел. Она сама подыскала ему мансарду. Уходя, он смотрел на нее
рассеянно. Она не встретится больше с ним, сама воспитает маленького... или
выйдет замуж за Игоря Короткова (что он плохо говорит по-русски - не беда).
Игорь давно ее любит, и он чуткий, не то что эта советская сволочь! Игорь
все-таки адвокат. Игорь сумеет воспитать ее ребенка.
Запах Игоря Короткова еще не ушел из комнаты. Таня в него, пришедшего,
уцепилась двумя руками, целовала до крови на губах. Отдалась ему жадно. Он
удивлялся, старался чему-то верить.
От мысли, что все ее горе оставило бы равнодушным Мальцева, у Тани
вдруг завыло внутри - застыла в обиде грудь, затем опустошилась вытянувшимся
из нее злобным звуком: у-у-у-у! Брызнули слезы, зубы бешено рванули
наволочку. У-у-у-у! Советская свинья!

* * *

Окно-люк в неподвижно падающем потолке мансарды лезло в глаза
отдыхающего Мальцева. Десятичасовой рабочий день утомлял его. Из окна-люка
можно было, высунувшись, увидеть стоящего на одной ножке гения революции и
кусок площади Бастилии. То, что конец потолка был почти у ног, раздражало
Мальцева. Все было не так, все было непонятным.
Французы при встречах как бы подскакивали перед ним, ускользали, не
давали взгляду зацепиться, мысли углубиться, хотя бы остановиться. Что в
печенках у этих картезианцев, чем живут, чего хотят, кто такие? Кто он, этот
народ, чей язык не знает слова совесть? Тогда, встретившись с работягами,