"Владимир Рыбаков. Тавро " - читать интересную книгу автора

- Так много? - простодушно удивился Мальцев.
- Да, быть может больше, точных цифр нет. Вы все постепенно узнаете.
Приходите через неделю. Я была очень рада с вами познакомиться. До свидания.
Выйдя, Мальцев почувствовал желание оглянуться на дом, на дверь, на
старушку... на свое прошлое новым взглядом.
Старушка была милая, но - вновь прошел поток неудовольствия - она была
аристократкой, графиней или что-то в этом роде.
У Мальцева не было в душе вражды к старому, царскому режиму. Он его не
уважал за слабость - и только.
Будь они до революции в Москве, а не теперь в Париже, подала бы ему так
любезно и от всего сердца руку эта женщина, эта аристократка, были ли они
равными, как теперь, перед мордой изгнания? Как бы не так! Да, да, нынешние
советские бояре, сплошное хамье - от члена политбюро до ректора
университета, и заносчивость этих, заменивших тех, безмерна, но они ведь
смехотворны, они из грязи - в князи, у них нет даже традиций, кроме
основной - послушанья. Они по-человечески смешны. Эта милая женщина,
сидевшая на парижском получердаке, была бы естественна в своей
высокомерности... Да, она невыносимо естественна. Нет, лучше привычное
лицемерие.
Мальцев покачал белобрысой головой. "Ну и Бог с ней, вреда от нее
никакого, одна польза. Да и в общем-то чудесная все-таки женщина".
В зале было полно удивительных русских книг. Стенды были необычными,
названия издательств звучали странно и словно бормотали о недозволенном.
Бывают такие слова, что хочется их разорвать и убедиться, что нет в них
тайны, просто спрятанная простота. При мысли о том, что в этих книгах должны
быть вместе свобода и искусство, у Мальцева перехватило дыхание. На одной
книге он прочел фамилию автора: Солженицын. Солженицын? Мальцев рассвирепел
на свою память.
"Да, да, была повесть этого типа в одном из номеров "Нового мира"...
это было, кажется, в начале шестидесятых годов. Повесть была о лагерях. Все
тогда искали, добывали, вырывали друг у друга этот номер...". Это было все,
что смогла выжать его память. Тогда все говорили о лагерях. Поговорили,
перестали, но что-то в людях осталось. Но что? Мальцев старался, но никак не
мог вспомнить еще чего-нибудь о Солженицыне, о повести...
Пальцы тронули его плечо. Мальцев обернулся, так и не успев представить
себе существо, увиденное им через мгновенье. Перед ним стояла крепкая
девушка. Короткие толстоватые ноги давили пол, верхняя часть тела была почти
мужской. Русая коса, длинная, сползала с плеча по полной руке к жестким
пальцам. Лицо было милым, темноватые глаза - невыразительными.
- Я вижу, вы со мной уже познакомились.
У нее не было ни иностранного, ни советского произношения. Язык был для
нее родным, но ему не хватало родины.
В Мальцеве протерла глаза ирония:
- Простите, я вас опередил?
Девушка белозубо рассмеялась:
- Какие вы обидчивые все. Меня зовут Таней. Только что звонила графиня
Толщева. Мария Николаевна сказала, что вы у нас будете, рассказала о вас,
описала вас, попросила позаботиться о вас. Нравится вам здесь? Как книги?
Знаете этих писателей, поэтов?
Мальцев немедленно соврал: