"Вячеслав Рыбаков. Дерни за веревочку" - читать интересную книгу авторавы переживаете. Вы никогда не говорите просто, а все время переживаете,
изливаете душу. Сие недопустимо. Вы отдаете душу на поругание шушере, а шушера обязательно будет бить душу, ибо органически душевности не выносит, и дело для вас кончится утратой способности генерировать душевность. Нельзя размениваться. Бисер перед свиньями метать в наше сложное и прекрасное время очень легко, ибо свиней пруд пруди, но невыгодно - КПД нулевой. Не советую, мнэ-э... съедят. - И пусть едят, - пробормотал Дима. - Полно чушь-то молоть! Прибереги свой пыл для дела! - Не притворяться - это и есть дело. - Слова - это не дело. Слова всем обрыдли. Приберегай душу для поступков, Дымок. - Ты мне свою систему предлагаешь, - сказал Дима. - А у меня своя. Наверное, только она для меня и возможна. Он врал. Не было у него системы, он вел себя, как получалось. Но Шут этого понять не мог. Он пожал плечами и сказал задумчиво: - Оно, конечно, красивше, - помолчал. - Пускай мечтатель я, мне во сто крат милей довольства сытого мои пустые бредни... Мой голос одинок, но даже в час последний служить он будет мне и совести моей. И вместо подлости, и вместо славы мелкой я выбираю в сотый раз мой гордый путь под перестрелкой горящих ненавистью глаз... Что ж, ненависть врагов - прекрасное топливо, но ведь донкихотов не ненавидят, над ними ржут... Впрочем, я это уже говорил. Берегитесь, друг мой. Если вам дороги разум и жизнь, держитесь подальше от трупяных болот. - Хорошо, - Дима улыбнулся. - Но думаю, покамест это мне... посмотрит-посмотрит на твою авангардистскую мазню и скажет: "Лавр-руха, служи нар-роду!" Что ответишь? Дима засмеялся. - Ржать будешь потом, - нетерпеливо прервал его Шут. - Мне-то, естественно, скажешь, что и делаешь это, в отличие от многих и многих, в поте лица малюющих алые стяги... И это будет неправда. Непритворная. А вот ему? - Черт его знает... - Дима скребанул затылок. - Наверное, что, вот, стараюсь, вот, учусь... вот, лукавый попутал... - И это конец нашего спора, - проговорил Шут. - Почему?! - Ты позврослел. Когда человек донкихотствует в безопасных дозах, в безопасной обстановке, вне людей, от коих зависит его будущность, это, знаешь ли, добрый знак. Человек приспособился. Человек не пропадет. - Софистика, - пробормотал Дима. - Что-то ты меня, - он улыбнулся, - совсем запутал. - Дур-рак ты, светик, - ответил Шут, с кряхтением поднялся и, горбясь, ушел. О господи, подумал Дима устало и опять вспомнил про Нее. Стало совсем паршиво, захотелось по шпалам броситься в Питер. Он тут сидит, а Она, может, ждет. Сил нет сидеть! Он сидел. Он достал блокнот, время скоротать, но тут же спрятал. Ему уже случалось писать в подпитии. Казалось, он наконец-то создает нечто настоящее. Непохожее. Свое. Наутро он заколеровал все ровным изумрудным |
|
|