"Анатолий Рясов. Прелюдия: Homo innatus " - читать интересную книгу автора

и я вижу, что его отблески будут проецироваться на всю мою последующую
жизнь. Круговорот хоровода. Тревожное томление. Бессилие ума. Алхимия танца.
Падаю в великую бездну. Паруса наполнены буйством экзальтации. Я ворошу
листву, вызываю века, возжигаю цветы. Неистовая энергия поэтического
магнетизма - ворожея, высекающая дождь из облаков боли, шевелится
первозданным хаосом в танце рождения. Свист и скрежет камлания в одно
мгновение рушит ледяные замки, уничтожая зыбкую грань между хтоническим и
реальным, выпуская на волю пророческий ужас. Грохот литавр и африканских
барабанов рождается в стихийном вдохновении грома и обрушивается на нас
избытком экстаза, неумолимым и опасным гулом. Первородная мощь переламывает
горные хребты. Императоры, жрецы, властелины, прелаты - умрите! Я швыряю в
зрительный зал осколки собственных сновидений. Поднимайтесь в неистовый пляс
бунта! Танцуйте воспаленный бред в рыжих облаках безумия! Вслушивайтесь в
дыхание флейт и сердцебиение дарабукк! Вдыхайте лед, выдыхайте пламя!
Целительный гром должен загрохотать в наших висках, в глубинах нашего
явленного бессознания, в артериях космического транса. В крови занимается
заря. Настал час вырваться из тюрьмы единобожия, из узилища ограниченного
мироощущения, из круговращения сансары! Речь идет не о религии, совсем не о
ней! Пора бы проснуться! Нужно избавиться от человеческого! Нужно
выплеснуться за края! Бездонные небеса открыты! Я слышу всеразрушительный
рокот камнепада!
Над головой одна за другой мелькают тусклые лампы. Мутные стекла плывут
по грязному течению потолка. С механической равномерностью они сменяют друг
друга. Некоторые перегорели, и только блеклые ниточки-пружинки внутри них
напоминают о прежнем свете. А иные и вовсе разбиты - вывернутые наизнанку
стеклянные коконы, из которых извлекли личинок электричества. Я двигаюсь
вместе с лампами. Меня куда-то тащат на носилках. Я привык к созерцанию
потолка. Это единственное, что у меня есть. Мне даже не скучно, я нахожу
разнообразие в кривых линях трещин, переплетениях теней, мутных разводах и
бледных отблесках. Всматриваясь в эту паутину, каждый раз обнаруживаю что-то
новое. Иногда потрескавшаяся штукатурка крошится прямо в глаза, и от этого
они слезятся. Но я не расстраиваюсь, наверное, это правильно. Холодный ветер
сквозит по длинному коридору. Я провел на этих носилках целую вечность.
Все стекла плотно зашторены. Сальные помятые занавески. Наверное,
когда-то они были белыми. И даже могли бы светиться в темноте при включении
люминесцентных ламп. Теперь же они темно-серого, сумеречного цвета - сами
стремительно эволюционируют к темноте. Меня куда-то везут. Кабина скорой
помощи изнутри напоминает застегнутый на молнию черный мешок, в который
убирают трупы. Все стекла зашторены. Теперь у меня отняли даже потолок.
Только в самом углу - небольшая щель, сквозь которую мерещится небо. Твердь
каменисто-серого цвета. Небо сливается со шторками и пропадает. Я въезжаю в
тоннель, соединяющий плаценту с гробом.
Меня укачивает. Я чувствую тошноту и головокружение. Даже холодный
воздух не может помешать этому. Я ужасно хочу спать. Но руки и ноги не
слушаются меня - едва я начинаю клевать носом, как они вздрагивают или
нервно шевелятся. В животе копошатся обезумевшие ежи. Тошнота борется со
сном. Небо раскачивается из стороны в сторону, я пытаюсь сохранять контроль
над происходящим, но головокружение постепенно одерживает верх. Я
проваливаюсь в спасительный сон. Мне снятся влажные осколки скорлупы.
Проснувшись, я не обнаруживаю неба над головой. Я снова внутри, в этой