"Татьяна Рябинина. Кроссовки для Золушки " - читать интересную книгу автора

улитки, я тихонько напевала строевые песни, командовала себе: "Раз-два,
левой!" и привычно намечала ближайшую цель: "Вон до того куста. А теперь -
до вот той лужи". Встречать меня никто не вышел, поскольку "дачный"
мобильник был традиционно недоступен - похоже, его, как всегда, забыли
поставить на зарядку.
Короче, безлошадный собрат-дачник, вынужденный тащить скарб на себе,
меня прекрасно поймет. Тем же, кто ничего подобного в жизни не испытывал,
все равно не опишешь.
Кроссовки, кстати, вели себя великолепно. Так что, подумала я, в
Генкиной глупой шутке есть свой плюс.
Наконец я вышла на финишную прямую. Среди разномастных домиков, домов и
домищ показалась наша темно-красная черепичная крыша.
Сорок с лишним лет назад, когда наше садоводство еще только основали,
на его месте стоял густой сосновый бор, окаймленный березами и прочей
лиственной ерундой. У деда с бабушкой о тех временах - временах корчевки и
постройки дома - остались воспоминания, словами не передаваемые. "Да..." -
говорит дед. "О-о-о..." - добавляет бабушка. Теперь от бора сохранилась
всего одна, зато могучая сосна, а от ерунды - три не менее могучие березы.
Все девять соток участка за исключением дома, хозяйственных построек и
пожарного прудика-лужи занимает огород со всеми вытекающими последствиями.
Его тщательно возделывают мои родители и тетка. Я совсем не уверена, что
выгоды этого промысла в виде варений и солений адекватны затраченным
усилиям, времени и нервам, но это мое мнение никто не разделяет. Когда я
однажды неосторожно высказалась, что, если будет на то моя воля, огород
превратится в большой газон, меня облили гневом и презрением даже Генка с
Маринкой, которые в жизни добровольно не выпололи ни одной травинки и не
полили ни одной грядки.
Как бы там ни было, дача - это святое. Там выросли сначала мама с
тетей, потом мы с Генкой, теперь здесь каждое лето пасутся Люська с Пашкой,
то есть уже четвертое поколение. И те же Генка с Маринкой, которые вполне
могут себе позволить купить собственную дачу, скорее всего, никогда этого не
сделают. Как же, семейное гнездо!
На стук калитки вышли все, кроме тосковавшей на чердаке трехцветной
Мыры. Она уныло поглядывала в окошко, но спускаться не торопилась: Бегемот
совал башку то в рюкзак, то в тележку, словно его неделю не кормили. Обычно
коты кошек не обижают. "Но разве же это кот? - сказала мама. - Это
кастрюля". Она имела в виду его половую инвалидность. "Котик со
справочкой", - уточнила тетя. Я злорадно показала коту-кастрюле фигу,
посоветовала дождаться хозяев и понесла еду несчастной Мырке.
Когда я спустилась, Люська с Пашкой во всю потрошили мои торбы.
- Ой, Катька, у тебя кроссовки, совсем как у меня! - завизжала
племянница.
Надо сказать, несмотря на то, что я более чем в два раза их старше, эти
малолетние паршивцы относятся ко мне с известной долей фамильярности.
Возможно, будь я солидной замужней дамой или хотя бы обладай более
внушительной комплекцией, они и звали бы меня тетей или хотя бы Катей - но
увы. Или не увы? Как говорится, маленькая собака до старости щенок, а мне
моих тридцати никто пока не дает.
Наскоро перекусив холодным борщом со свекольной ботвой (безотходное
производство!), я устроилась в каморке, условно именуемой "моей", и стала