"Борис Рябинин. Рассказы о потерянном друге" - читать интересную книгу автора

его изголовья и держа свою ладонь на его плече, ощущая, как под кожей бьется
пульс, тонкая ниточка, еще связывающая его с жизнью и с ней, с Верой. Вот
когда она поняла взгляды врачей и медсестер в госпитале и тон, в каком они
вели разговоры с ней. Действительность оказалась намного страшнее, чем она
думала и представляла себе. Намного. Но она не сдастся, нет, нет! Она примет
безропотно все, что уготовила ей судьба, и не уступит, не сдастся! Не
сдастся, не сдастся, не сдастся!..
А разве не такой же стойкостью и терпением обладали те, что сражались в
огненном аду войны... И что значат ее страдания и муки в сравнении с тем,
что пришлось пережить им! Сейчас она видела не одного Алексея - за ним
стояли тысячи, миллионы таких же, как он, молодых, любимых, красивых,
жизнерадостных, принесенных в жертву беспощадному молоху войны...
И все-таки это было очень тяжело, тяжело...
Первое время в состоянии больного словно наметилось улучшение. Но потом
опять стало хуже. Контузия не проходила; разрушение, раз коснувшееся
когда-то сильного молодого тела, продолжало свою страшную работу. Алексей
никак не реагировал на разговоры Веры. Казалось, разум его начинал угасать.
А Джери?... Его привычка, ходить к калитке, сохранившаяся даже после
возвращения Алексея, причиняла Вере боль. Зачем он ходит туда, когда ждать
уже больше некого? Иногда он ложился, как ложатся собаки, когда они
тоскуют, - поджав под себя задние ноги и положив на передние голову, - и
подолгу смотрел на хозяйку такими глазами, как будто хотел что-то сказать.
"Собаки могут дать нам пример преданности", - часто говорил Алексей. Он
любил рассказывать трогательную историю о собаке, которая умерла с тоски на
могиле своего хозяина. Временами Вера думала, что и она должна делать все
возможное для больного, пока в нем есть хоть искра жизни.
- Ты героиня, - говорили ей сочувственно подруги.
- А как же иначе? - Нет, она просто не представляла, как может быть
иначе. Только так!
Но иногда, при виде других молодых женщин, идущих под руку со своими
мужьями, страшное отчаяние, которое никогда не проходило, а только затаилось
где-то в глубине сердца, прорывалось наружу. Только Джери знал об этих
минутах. Забившись куда-нибудь в уголок, Вера сетовала на свою жизнь. За что
послана ей такая жестокая доля!.. Ведь она тоже боролась за победу, как
могла; пусть она сделала немного, меньше других, но в меру своих сил и она
помогала общему делу. Почему же к другим женщинам вернулось счастье в дом и
только у нее не осталось никакой надежды!..
Она смотрит на себя в зеркало: как изменилась, постарела, подурнела.
Нет, это не она, а кто-то другой. Потом, когда приступ отчаяния проходил,
она ругала себя за малодушие и старалась окружить больного еще большим
вниманием.
А иногда ей начинало казаться, что все это происходит не с ней, что
лежащий на кровати - не Алексей, а совсем чужой, незнакомый человек, по
ошибке попавший сюда. Та мысль, что родилась у нее, когда она в первый раз
шла в палату к Алексею, не оставляла ее. Это было нелепо - думать после
всего того, что произошло, что с Алексеем не может что-либо случиться, но
эта мысль давала отдых измученной душе Веры. В такие минуты она готова была
поверить, что где-то далеко существует другой Алексей, существует таким,
каким он был всегда... Но доносился шорох с кровати, Джери подходил и,
тычась носом, звал хозяйку к постели больного, и действительность вступала в