"Жан-Жак Руссо. Юлия, или Новая Элоиза" - читать интересную книгу автора

себя чувствовать в вашем кругу.
Гостеприимство не стесняло ни их самих, ни меня, и: это всего приятнее.
Жизнь в доме шла своим чередом, будто меня не было, а я мог вести себя так,
словно живу один. Им не свойственно суетное стремление оказывать иностранцу
почести и тем самым напоминать ему о присутствии хозяина, то есть
подчеркивать, что ты от него зависишь. Я не выказывал никаких желаний, и они
полагали, что мне по душе заведенный ими порядок, но стоило бы мне вымолвить
слово, и я мог бы жить по-своему, не вызвав ни недовольства, ни удивления.
За все время я услышал от них одну-единственную любезность: узнав, что я
швейцарец, они сказали, что мы братья, и просили располагаться у них, как
дома. А потом и не думали вмешиваться в мои дела, не представляя себе, что я
могу усомниться в искренности их гостеприимства или почувствовать угрызения
совести за то, что им пользуюсь. Так же обходятся они и друг с другом; дети,
вступившие в сознательный возраст, держатся наравне с отцами, батраки
садятся за стол вместе с хозяевами - свобода царит в домах и в республике, и
семья является прообразом государства.
Одно стесняло мою свободу - невероятно долгие трапезы. Разумеется, я
был волен не садиться за стол, но если садишься, изволь проводить за ним
полдня и много пить. Можно ли представить себе, чтобы мужчина, и притом
швейцарец, не любил выпить! Признаюсь, хорошее вино - превосходная штука, и
я не против возлияний, если только к ним не принуждают. Я всегда примечал,
что трезвенники - лицемеры: воздержность за столом частенько связана с
притворством и двоедушием. Человек искренний не боится откровенной беседы и
сердечных излияний - спутников легкого опьянения; но надобно вовремя
остановиться и не позволять себе излишества. А мне это никак не удавалось в
компании с такими рьяными винопийцами, как жители Вале, где к тому же и
местные вина очень крепки, а на столах не увидишь воды. Ведь нелепо было бы
разыгрывать трезвенника и обижать добрых людей. И я из благодарности к ним
пил допьяна, и так как невозможно было за их гостеприимство платить
деньгами, то расплачивался за это своим разумом.
Не меньше стеснял меня и другой обычай: мне было неловко, когда жена и
дочки хозяина прислуживали мне, стоя за моим стулом, - так заведено даже в
домах должностных лиц. Учтивый француз поспешил бы исправить эту несуразицу,
тем более что у уроженок Вале, даже у батрачек, такая наружность, что
становится не по себе, когда они прислуживают. Можете мне поверить, они
хороши собой, раз я почитаю их красавицами: ведь мои глаза привыкли
любоваться вами и взыскательны к красоте.
Однако я уважаю обычаи страны, в которой живу, больше, чем обычаи,
подсказанные вежливостью, и принимал их услуги молча, с важностью, как
Дон-Кихот в замке герцогини. Порой я улыбался, сопоставляя окладистые бороды
и грубые лица своих сотрапезников с белоснежными и румяными лицами
молоденьких красавиц, до того робких, что они так и вспыхивали при каждом
обращенном к ним слове, - и хорошели еще больше. Но меня коробило от
необъятной полноты их бюстов - лишь ослепительной белизной своей
напоминающих совершенство образца с коим я дерзал их сравнивать, - дивного
образца, скрытого от взоров, который своими очертаниями, как я украдкою
подметил, повторяет очертания той знаменитой чаши, моделью для коей служила
прекраснейшая на свете грудь.
Не удивляйтесь, что я так много знаю о том, что вы тщательно скрываете
от взоров, знаю вопреки всем вашим стараниям, - порою одно из наших чувств