"Бертран Рассел. Автобиография" - читать интересную книгу автора

Бертран Рассел

Автобиография

Перевод с английского Т. Казавчинской, Н. Цыркун.
Часть первая 1872-1914


Пролог

Ради чего я живу

Всю мою жизнь пронизывали три страсти, простые, но неодолимые в своем
могуществе: жажда любви, тяга к знанию и мучительное сочувствие к
страданиям человечества. Как могучие ветры, носили они меня над пучиною
боли, увлекая из стороны в сторону и порой доводя до отчаяния.
Я искал любви, прежде всего потому, что от нее душа кипит восторгом,
безмерным восторгом - за несколько таких часов не жаль пожертвовать всей
жизнью. Я искал любви и потому, что она прогоняет одиночество, страшное
одиночество трепещущего сознания, чей взор устремлен за край Вселенной, в
непостижимую безжизненную бездну. Наконец, я искал любви и потому, что в
единении двух видел, словно на заставке таинственной рукописи, прообраз
рая, открывавшегося поэтам и святым. Вот что я искал и вот что в конце
концов обрел, хоть это и напоминает чудо.
С не меньшей страстью я стремился к знанию. Я жаждал проникнуть в
человеческое сердце. Жаждал узнать, почему светят звезды. Стремился
разгадать загадку пифагорейства - понять власть числа над изменяющейся
природой. И кое-что, правда совсем немного, мне удалось понять.
Любовь и знания - когда они давались в руки - влекли меня наверх, к
небесной выси, но сострадание возвращало вновь на землю. Крики боли эхом
отдавались в сердце: голодающие дети, жертвы насилия, беспомощные старики,
ставшие ненавистным бременем для собственных детей, весь этот мир, где
бескрайнее одиночество, нищета и боль превращают человеческую жизнь в
пародию на самое себя. Я так хотел умерить зло, но был не в силах, и я сам
страдаю.
Такова была моя жизнь. Ее стоило жить, и если бы я мог, охотно прожил бы
ее сначала.

ДЕТСТВО

Самое раннее сохранившееся у меня воспоминание - это приезд в феврале 1876
года в Пембрук-лодж. Точнее сказать, самого приезда я не помню, но помню
огромную стеклянную крышу лондонского вокзала, скорее всего
Паддингтонского (показавшегося мне несказанно прекрасным), откуда я
отправился в путь. Из того первого дня в Пембрук-лодж мне особенно
запомнилось чаепитие в комнате для слуг - просторной, пустой, с массивным
длинным столом, такими же массивными стульями и высоким табуретом. Тут
пила чай вся прислуга, кроме экономки, повара, горничной и дворецкого -
так сказать, местной аристократии, собиравшейся в комнате у экономки. Меня
усадили на высокий табурет, и ясно помню собственное удивление: отчего это