"Владислав Русанов. Горячие ветры севера" - читать интересную книгу автора

высшему, наиболее справедливому из всех суду.
В вечерних сумерках, рябая корова, почувствовав приступ голода, превозмогла
страх перед разлитым в стремительно остывающем воздухе запахом крови и смерти и
выбралась из спасительных зарослей. Волоча обрезанные постромки, двинулась она
по направлению к оставшемуся где-то вдалеке теплому хлеву, безвкусной, но сытной
соломе.
Мелькнувшие на опушке ближайшего перелеска серые, почти незаметные впотьмах
тени, заставили рябуху насторожиться и опустить рогатую голову.
Волки!
Не северные, широкогрудые и седогривые, гордые хищники, а левобережные - темные
и поджарые - остромордые хитрецы. Воры домашнего скота и пожиратели падали,
щедро одаренные кровопролитной и беспощадной войной. Острый аромат крови,
пугавший корову, призвал их к сытной и обильной трапезе.
Стая насчитывала не меньше дюжины голов. Не такая уж и большая по неспокойным
военным временам. Матерые самцы, волчицы, переярки, опасливо прижимающие уши под
суровым взглядом покрытого рубцами вожака.
Большая часть зверей, не раздумывая приступила к еде, ворча и огрызаясь на
пытавшихся урвать кусок получше. А несколько молодых потянулись к живой добыче.
Под безжалостным взглядом янтарно-желтых глаз корова наклонила голову, показывая
врагам серпы острых, слегка поблескивающих рогов. Рысивший первым переярок
зевнул и отвернул лобастую морду. К чему подставлять бока под удары отчаявшегося
и в своем отчаянии способного на безрассудную отвагу животного, когда вокруг
столько сладкой конины, человечины и странно пахнущего мяса других двуногих,
похожих на людей?
Корова, не решаясь повернуться к хищникам костлявым крупом, продолжала стоять,
настороженно шевеля ушами, когда один из трупов вдруг пошевелился и сел.
Ближайший волк шарахнулся в сторону, скаля желтоватые клыки. Обломок копья,
ловко запущенный сильной рукой, врезался ему в бок. Зверь взвизгнул и отбежал
подальше.
Раненный откинул за плечи упавшие на глаза длинные некогда белые, а сейчас
покрытые липкой землей и кровью, волосы. Нашарил рукоятку затоптанного в грязь
меча. Отер клинок и сунул в ножны за правым плечом.
Привлеченная движением стая подобралась ближе, охватывая двуногого широким
кругом. Сид, а это был именно перворожденный, о чем неоспоримо свидетельствовали
заостренные кончики ушей, демонстративно отвернулся от них и, разорвав на узкие
полосы табард разбросавшего неподалеку руки-ноги трейга, неспешно перевязал
рубленную рану на бедре и проколотый бок.
Затраченные на перевязку усилия вынудили раненного на время откинуться на спину
и полежать, глядя в быстро темнеющее небо. Он лежал столь долго, что наиболее
любопытный поджарый волчонок с надорванным ухом сунулся вперед, пошевелил
ноздрями, втягивая стылый воздух... Удар граненого копейного жала был быстр и
беспощаден. Из разрубленного носа брызнула кровь. Жалобно поскуливая и поджав
хвост, волк кинулся наутек к лесным зарослям и там, забившись в переплетение
веток кустарника, принялся зализывать рану.
Остальные, сумрачно поглядывая из-под выпуклых лбов, отбежали подальше от
странной, не желающей сдаваться добычи.
Сид, используя сломанное копье как посох, поднялся во весь рост и, тяжело
припадая на искалеченную ногу, медленно двинулся на север.
ГЛАВА I
Трегетройм, королевский замок,