"Мануэль Ривас. Карандаш плотника" - читать интересную книгу автора

Как Эрбаль.
Эрбаль ей нравился. Он никогда не ругался, ни разу не поднял на нее
руки, как было принято, по ее сведениям, в других придорожных заведениях. Да
и Манила тоже ее не била, хотя случались дни, когда рот хозяйки не
закрывался, словно боевое орудие. Мария да Виситасау быстро уразумела, что
настроение Манилы зависит от еды. Когда она ела в свое удовольствие, то и к
девушкам относилась точно к родным дочерям. Но стоило ей обнаружить у себя
прибавку в весе, как она начинала выстреливать ругательствами, будто вместе
с ними хотела выпихнуть наружу и весь накопленный в теле жир. Ни одна из
девушек толком не знала, какие отношения связывают Эрбаля с Манилой. Спали
они вместе. Во всяком случае, в одной комнате. В клубе держали себя как
хозяйка и работник, но Манила никогда не отдавала ему никаких распоряжений,
а он, стало быть, никогда их не получал. И еще: она ни разу не сказала ему
ни одного грубого слова.
Клуб открывался вечером, так что все они спали днем. Мария да Виситасау
спустилась в зал, когда уже начало смеркаться. Ее мучило похмелье, рот - как
пепельница, низ живота болел после крепких залпов контрабандистов, и ей
очень хотелось холодного пива с лимонным соком. Ставни были закрыты, за
столом, под лампой, которая бросала в полутьму конус света, сидел Эрбаль.
Он что-то рисовал на бумажной салфетке особым плотницким карандашом.

3

Мне очень жаль, приятель. И мой дядя нажимал на курок. Да, я предпочел
бы не делать этого, дружок. И мой дядя со всей силы обрушивал толстую палку
на голову попавшего в капкан лиса. Был один такой миг, когда охотник и
зверь - его добыча - глядели в глаза друг другу. Дядя говорил лису одними
глазами, и я словно слышал его бормотанье, что у него, мол, нет другого
выхода. Именно это почувствовал я, стоя тогда перед художником. В жизни я
совершил много чего плохого, но, оказавшись перед художником, беззвучно
прошептал, что мне очень жаль и я предпочел бы не делать этого. Не знаю, что
он подумал, когда его взгляд натолкнулся на мой взгляд - высекая влажную
искру в ночи, - но хочется думать, он понял, угадал: я делаю это ради его же
блага, чтобы избавить от мучений. Вот и все. Я приставил дуло пистолета к
его виску - и голова художника дернулась. Тут-то я и вспомнил о карандаше. О
карандаше, который он вечно носил за ухом. Вот об этом самом карандаше.

4

Парни из команды, которым хотелось, чтобы их называли "рассветной
бригадой", сильно на Эрбаля разгневались. Сперва уставились на него, словно
не веря своим глазам, вот осел, рука сорвалась, что ли? Кто же так убивает!
Но потом весь обратный путь ругались: он со своим усердием испортил им
праздник. Еще бы не испортил! Они ведь наверняка задумывали какую-нибудь
мерзость. Может, хотели заживо отрезать ему яйца и засунуть в рот. А может,
отрубить руки, как художнику Франсиско Мигелю или портному Луису Уиси.
Ну-ка, модник, поди теперь пошей да покрои!
А ты не пугайся, девушка, и такое бывало, сказал Эрбаль Марии да
Виситасау. Один из тех ребят сам мне поведал, как пошел выразить
соболезнование вдове и положил ей на ладонь палец мужа. Она его по