"Мануэль Ривас. Карандаш плотника" - читать интересную книгу автора

А еще в тюрьме жил сверчок. Его поймал в патио Домбодан. Смастерил для
него картонный домик, и дверь его всегда оставалась распахнутой. Сверчок
день и ночь стрекотал на столике в лазарете.
Когда Да Барка выздоровел, его дело рассмотрел военный трибунал и
приговорил доктора к смертной казни. Его считали одним из руководителей
Народного фронта, политической коалиции "Анти-Испания", которая вела
пропаганду за автономию Галисии, то есть он был признан сепаратистом и
мозговым центром "революционного комитета", организовавшего сопротивление
"победному Движению" 1936 года.
В течение нескольких месяцев в кабинетах новой власти шли нешуточные
споры. О деле доктора Да Барки пронюхали за границей, была развернута
международная кампания за его помилование. Нельзя сказать, чтобы победившая
сторона была очень уж чувствительна к такого рода давлению, но в данном
случае имелось-таки одно обстоятельство, которое мешало привести приговор в
исполнение. Осужденный родился на Кубе и потому имел двойное гражданство.
Правительство Кубы числилось в союзниках Франко. Все газеты на самых видных
местах большими буквами печатали воззвания в защиту Да Барки, призывали к
милосердию. Даже люди самых консервативных взглядов не остались равнодушны к
истории человека, который с чудесным упорством раз за разом вырывался из
когтей смерти. Хроникеры описывали подробности судебного заседания так,
будто получали новости через Атлантику по тайному радиотелефону; они особо
подчеркивали мужественное поведение молодого врача, когда он предстал перед
трибуналом, состоявшим из одних только военных. Чаще всего повторяли версию,
согласно которой он закончил свою речь стихами, заставившими зал
содрогнуться:

Вот она, Испания! Ошеломленная, истерзанная,
несет непосильный груз своего несчастья.

А некий журналист добавил в описание еще одну деталь, возможно
апокрифическую, хотя и сделал он это с самыми благородными целями. Автор
хроники был известен любовью к ярким мазкам. По его словам, доктор весьма
уместно процитировал Хосе Марти:

И злого друга я прощу.
Пусть он мне сердце рвет и мучит,
Я не сорняк ему колючий,
А розу белую ращу *.
______________
* Перев. А. Алейникова.


Потом передавали, будто он и на самом деле начал читать стихи, но его
прервали на полуслове. Я находился там и могу с уверенностью заявить: ничего
подобного не было, рассказывал Эрбаль Марии да Виситасау. Доктор Да Барка
никаких стишков не декламировал. Он говорил стоя, очень размеренным тоном,
будто запускал на веревке бумажного змея, и это уже само по себе выводило из
себя членов трибунала, ведь обычно подсудимым если и предоставлялось слово,
то формально, и все торопились поскорей закончить спектакль. Сперва доктор
повел речь о правосудии, и мне все, что он произносил, показалось полной