"Вениамин Семенович Рудов. Последний зов " - читать интересную книгу автора

отправишься. Не слышишь, какой внизу тарарам? Или ухи заклало?
За косогором еще постреливали, раздавались возбужденные голоса, и,
перекрывая их, над хаосом звуков слышался гневный голос Иванова:
- Не стрелять!.. Прекратить стрельбу!.. Все ко мне!..
У Ведерникова звенело в ушах, болела голова. Саднило вспухший висок. Но
он безошибочно узнал голос старшего лейтенанта - резкий, чуть хрипловатый -
и поначалу лишь удивился, почему нельзя стрелять по врагу?! Почему! Сознание
не принимало совершенно нелепой команды. Ведь только что дрались не на
живот, а на смерть. И вот на тебе - "прекратить!". Бить их, гадов, смертным
боем!.. Он машинально потрогал висок, но крови не обнаружил, наклонился за
автоматом и, не сразу найдя его, стал шарить в траве, сплевывая и ругаясь.
Его опять вытошнило. Приступ рвоты отнял желание ринуться вниз, к урезу
воды, где окончательно стихла стрельба по удирающим врагам.
"Выходит, здорово меня садануло, - подумал, взгромождаясь с помощью
коновода в седло, неуклюже пав на него кулем и снова ругнувшись с досады. -
Не иначе прикладом поддали".
Застоявшийся Орлик взял с места наметом, прямиком на заставу, едва не
выбросив неумелого всадника из седла, заставив пригнуться к луке и вцепиться
обеими руками в подстриженную щеткой колючую гриву.


Старший лейтенант Иванов обратно в подразделение не спешил, людей
отправил домой; задержав при себе Новикова с Жигалкиным, затеял тщательный
обыск местности. Оба ползали по росистой траве, шарили руками под
нетерпеливые понукания Иванова.
- Ну что, что? - то и дело спрашивал он в нетерпении. - Нашли?
В одном месте Новиков нашел несколько стреляных гильз.
- Не густо, - с досадой сказал Иванов, заворачивая гильзы в лоскут
вырванной из тетради бумаги, один понимая вложенный в это слово глубокий
смысл.
На заставу возвращались пешком. Старший лейтенант молчал, покуривая в
кулак, и при каждой затяжке огонек папиросы высветливал его глаза под
насупленными бровями. Двигались неспешным пограничным шагом; по обе стороны
Буга распростерлась густая, отдающая порохом тишина, и ее нарушал лишь гул
моторов, наплывами несшийся издалека - то усиливаясь, то затихая, да
назойливый стрекот неугомонных кузнечиков.
Шумы и тишина проходили мимо сознания Новикова, не задевая его, не
привлекая внимания. Уйдя в свои мысли, Новиков как бы заново переживал во
всех быстротечных перипетиях недавнюю схватку с врагами, одновременно
испытывая гордость и стыд. При одном воспоминании о сковавшем его испуге
лицо вспыхнуло от подбородка до лба и жаркий пот облил спину.
...Они как призраки возникли из темноты на вершине холма, у старой
ольхи, и зашагали вниз, рассыпавшись в цепь, и он вначале их принял за
своих, пограничников. Но тут же резонно подумал: "Откуда взяться своим? Да
еще со стороны границы. Это же немцы!"
Оторопев, прилип к месту вдруг отяжелевшими ногами, будто тесно обвитый
по телу веревкой. "Немцы!" - кричала в нем каждая клеточка. Кто знает,
сколько бы длилось оцепенение, не перейди немцы в бег!
Иванов все молчал.
Новиков, думая о своем, забыл о присутствии старшего лейтенанта и