"Вениамин Семенович Рудов. Последний зов " - читать интересную книгу автора

- Быкалюк?
- Я!
- Патюлин?
- Я - Патюлин.
- Ведерников?
- Тута.
- Надо говорить: "Здесь". Получай.
- Учи ученого.
- Рудяк?
- На границе.
- Сергеев?
- Который?
- Тебе пишут. Александр где?
- В наряде.
Счастливчики, едва услышав фамилию, притопывали ногами, имитируя
пляску, выхватывали письма.
Круг постепенно редел.
"Бог Саваоф" на глазах у всех терял былое величие, опустился с гнедого
облака на грешную землю, не оглядываясь на заскучавших ребят, повел меринка
в поводу, на конюшню, небрежно забросив через плечо опустевшую сумку, где
оставалось несколько нерозданных писем и пачка газет трехдневной давности.
Гнедой, дрожа потной шкурой, дергая мордой, отмахивался от осатаневших
слепней, и разжалованный бог Саваоф то и дело сердито оборачивался к нему,
грозя кулаком:
- Но ты, балуй тут у меня, чертова орясина!..
День медленно убывал, затопленный солнцем, пропахший запахами хлебного
поля и соснового леса, напитанный шедшим от конюшни ароматом свежего сена;
из открытого окна командирского домика неугомонный патефон слал в
пространство, в, казалось, беспредельный покой обманчиво замершего Прибужья
сентиментальный романс о терзаниях покинутой женщины.
Еще длился получасовый перерыв - оставалось несколько свободных минут,
и Новиков, сидя под тенью полуусохшей, отцветшей без завязи яблони,
прислушивался к мелодии, не вникая в слова; он еще не остыл, в нем
продолжала бродить разгоряченная пляской кровь, еще шумело в голове и гудели
ноги, а в глубинах сознания возникал, нарастая, протест против нелепого
веселья и романса.
Ведерников, прочтя и спрятав в карман гимнастерки письмо, подошел с
непогасшей блаженной улыбкой на конопатом лице.
- Сашка-то, свиненок, ходить начал. На своих двоих. Подумать только!
Ходит, а!
- Какой Сашка?
- Сынок, мой Сашка, ты что - забыл? Катерина не обманет, она у меня
баба серьезная, хохлушка у меня Катерина. - Ведерников ликующе посмотрел на
своего отделенного, и было непонятно, чему он рад - первым самостоятельным
шагам Сашки или жене. Он прямо светился от счастья.
- Хорошо, - сказал Новиков.
По тому, как он обронил это слово, по невидящему взгляду,
сопроводившему сказанное, Ведерников без труда догадался об обуревающих
Новикова тревожных мыслях - отделенный давно не получал писем из дому.
- Молчат? - спросил он.