"Вениамин Семенович Рудов. Последний зов " - читать интересную книгу автора

показывали половину второго, хлюпал носом и, безразличный к тому, успевают
ли за ним командиры, выкладывал все известные ему данные о расположении
немцев вблизи границы. И не просто выкладывал. В голосе слышалось осуждение.
- ...Шановное панство не видит, что творится под самой граничкой?.. У
них под носом... проше пана, под боком!.. Хлопов выселили из хат, прогнали
от реки за три километра... Железнодорожные станции забиты немецкими
войсками и техникой... День и ночь прибывают новые эшелоны. Шановное панство
и об этом не ведает?.. От железной дороги прут сюда своим ходом, под самый
Буг, холера им в бок! Укрепляют позиции, тянут связь, чтоб им холера все
кишки вытянула из поганых животов!.. Два дня - с рассвета допоздна - на
хлопских фурах подвозят к границе снаряды. Хай пан Езус покарает тех
фашистовцев! Для советских офицеров и это новость? Тогда почему Советы даже
не почешутся, пшепрашам панство?..
Резкий в движениях, зажав между колен полы плаща, Богданьский без конца
похрустывал пальцами и говорил, говорил, сообщая новые сведения о немецких
войсках.
Голяков час от часу мрачнел, опасливо поглядывал на задыхающуюся
"семилинейку" - желтоватый язычок пламени с длинной, тянувшейся в горловину
стекла копотной завитушкой уже не подпрыгивал, а медленно вытягивался в
узенькую полоску, грозя оторваться от нагоревшего фитиля. Голяков протянул
руку к лампе, вероятно, затем, чтобы снять нагар, но, не притронувшись к
ней, продолжил опрос.
- Что за штаб в монастыре? - спросил он.
Богданьский опередил переводчика: никакой там не штаб. Неужели даже это
неизвестно пану офицеру? В монастыре расположился полевой лазарет. Главный
там обер-лейтенант, доктор, немолодой... Все койки пока пустуют... Наверное,
пан офицер догадывается о назначении лазарета, где пока нет больных и
раненых?.. А известно ли пану офицеру, что во Влодаве и Бялой Подляске тоже
развернуты госпитали?.. А что гражданская администрация на железной дороге
заменена военными, что вчера ночью сменили мадьяр, занимавших первую линию
за немецкими пограничниками?
Новиков боялся шелохнуться - слушал. Многое для него не явилось
каким-то пугающим откровением, как, впрочем, наверное, и для старшего
лейтенанта. Сосредоточение вражеских войск происходило у всех на глазах -
невозможно скрыть огромное по масштабам скопище живой силы и техники, как
нельзя тайно оборудовать артиллерийские позиции, отрыть ходы сообщения,
окопы, траншеи у самой границы.
Но в Новикове еще держались и жили отголоски неоднократно повторенных
успокоительных слов, тех самых, которые по долгу службы, иногда вопреки
вспыхивавшим сомнениям, твердил он своим немногочисленным подчиненным.
Голяков слушал, смежив глаза, пометок на карте больше не делал. Обе
ладони его лежали на испещренном синими знаками зеленом листе.
- Спасибо, товарищ Богданьский, - поблагодарил он поляка и протянул
руку. - Мы вас сейчас проводим обратно.
- Так ест, додому надо.
Голяков велел младшему лейтенанту сходить за одеждой поляка.
- Просохла не просохла - тащите, - сказал он. И вдруг, словно впервые
заметив присутствие Новикова, удивленно на него посмотрел. - Вы готовы?
- Не понял. К чему? - Новиков подхватился. - Мне приказали явиться в
канцелярию...