"Вадим Руднев. Винни Пух и философия обыденного языка" - читать интересную книгу автора

"Обоснования перевода".)
При этом, имея эсхатологические ассоциации ("Потоп") [Аверинцев 1982],
вода также связана с идеей времени (образ реки в главе "Игра в Пухалки",
которое течет медленно, потому что уже некуда спешить). В то же время, вода
связана с зачатием и рождением [Кейпер 1986, Топоров 1995] и служит символом
возрождения после смерти на новой основе (как живая вода в фольклоре).
Ниже мы покажем, как основные мифологемы ВП тесно связаны с
сексуальными и перинатальными явлениями, образуя
мифологическо-психофизиологический круг.

5. Сексуальность

Персонажи ВП живут, на первый взгляд, крайне безобидной инфантильной
жизнью в лесу: пьют чай, обедают, ходят в гости, лазят на деревья, собирают
шишки и желуди, сажают цветы, пишут стихи, посылают друг другу послания,
охотятся за воображаемыми лютыми животными и при этом постоянно
разговаривают. Между тем и благодаря этому подобно внешне безобидному и
безоблачному детству (а ведь в ВП изображен мир детства - с этим никто не
станет спорить), которое проникнуто, как показал психоанализ, напряженной
сексуальной жизнью, весь текст ВП проникнут изображением детской
сексуальности.
В классическом труде "Анализ фобии пятилетнего мальчика" 3. Фрейд
проанализировал сексуальный невроз пятилетнего мальчика Ганса, страдающего
навязчивой фобией - боязнью больших белых лошадей. Не будем пересказывать
содержание этого увлекательнейшего произведения, тем более что оно теперь
вполне доступно [Фрейд 1990а], но обратим внимание на устойчивую связь между
детской сексуальностью и воображаемыми животными-монстрами, которые снятся
мальчику или которых он выдумывает. Приведем диалог между Гансом и его
отцом, помогавшим Фрейду проводить анализ и терапию невроза своего сына:
На следующее утро я начинаю его усовещивать, чтобы узнать, зачем он
ночью пришел к нам. После некоторого сопротивления развивается следующий
диалог, который я сейчас же стенографически записываю.
Он: "Ночью в комнате был один большой и другой измятый жираф, и большой
поднял крик, потому что я отнял у него измятого. Потом он перестал кричать,
а потом я сел на измятого жирафа".
Я, с удивлением: "Что? Измятый жираф? Как это было?"
Он: "Да". Быстро приносит бумагу, быстро мнет и говорит мне: "Вот так
он был измят".
Я: "И ты сел на измятого жирафа? Как?" Он это мне опять показывает и
садится на пол.
Я: "Зачем же ты пришел в комнату?"
Он: "Этого я сам не знаю".
Я: "Ты боялся?"
Он: "Нет, как будто нет".
Я: "Тебе снились жирафы?"
Он: "Нет, не снились; я себе это думал, все это я себе думал, проснулся
я уже раньше".
Я: "Что же это должно значить: измятый жираф? Ведь ты знаешь, что
жирафа нельзя смять, как кусок бумаги".
Он: "Это я знаю. Я себе так думал. Этого даже не бывает на свете.