"Лев Рубинштейн. Альпинист в седле с пистолетом в кармане " - читать интересную книгу автора

Добровольцами, рядовыми солдатами, разведчиками 1-й Горнострелковой бригады,
вскорости ставшей болотнострелковой, ибо ее бросили не в горы, а защищать
дальние подступы к Ленинграду.
Нас было десять человек коренных ленинградцев, и нас стали убивать. По
одному, по два. Убивать ... убивать.
Я, Левка Рубинштейн (теперь уже Лев Михайлович), остался в бригаде
последним. Так Бог дал. И написал эти записки не о том, как стреляли, как
наступали, как брали города и городки, как умирали... Я написал правду о
том, как жили на войне. Письма к жене Ире, письма Иры к подруге Зине
Мариупольской, неистребимая память о пожаре составили гвоздь, забитый мне в
голову войной.
Молодой ленинградский аспирант-физик сунулся в пылающую печь и не может
забыть, как пахнет дым. С течением новых струй старые кадры стали лишь
медленнее проплывать, но не тонут, не гаснут, не выцветают. И вот прошло
более сорока лет, а я помню, как у Кости Соболева слиплась па лбу прядка
светлых волос ... Милый Костя ... Значит, имею право .., и, значит, пишу.
В этих записках хотелось сохранить тон того глупого рыжего жеребчика,
выпущенного на траву, какими мы были в сорок первом, и той битой парой
клячи, ставшей умной к концу (или скорее после него).
Нас быстро убивали, поэтому в записках больше о себе.
Но! Я один из нас!
Посвящаю повесть погибшим первыми: Ване Федорову, Косте Соболеву, Сене
Аскенази.

- А сколько жен было у всех ваших ротных а взводных?
- Несть числа!
- И всех ждали?
- Да!
- Но не всех умели ждать, - сказала она, - и поэтому не все вы выжили.

(Разговор с женой Ирой)

ОДНАЖДЫ Я СКАЗАЛ СВОЕМУ ДРУГУ, физику: "На нашей войне погибло двадцать
миллионов человек, а что, если бы погиб еще один?" Он ответил: "Двадцать
миллионов и еще один? Да он не имел бы никакого значения, ибо был бы вне
чувствительности системы измерения".
А моя жена Ира сказала: "Все наоборот! Он имел бы большее значение, чем
все ваши двадцать миллионов, ибо этот человек- мой муж Левочка, и он
оказался двадцать миллионов первым и выжил. И еще потому, что я умела его
ждать".
Ирочка еще сказала: "КонечноПоначалу я обижалась и огорчалась. Он был
аспирантом, имел броню, и не обязательно ему было бросать меня одну с
пятимесячной девочкой в обреченном на блокаду Ленинграде. Но потом я все
поняла, и очень-очень его ждала, и поэтому он выжил".


ТЕРЕБУТИЦЫ


Всего семь домов в деревне Теребутицы. Затерявшаяся в песках и болотах