"Алексей Рубан. Три дня и три ночи (Повесть) " - читать интересную книгу автора

молодым ученым, с головой погрузившимся в науку и не вылезающим из пыльных
книгохранилищ.
Разморенный жарой, утомленный долгими копаниями в пожелтевших от
времени изданиях, я уснул в архиве, а очнувшись и выйдя наружу, понял, что
попал в другую реальность. На первый взгляд она ничем не отличается от
нашей, но есть в ней и нечто иное, которое при ближайшем рассмотрении
удивляет и даже ужасает. И вот я бреду в полной растерянности по бесконечной
улице, не зная, куда идти и что делать. Навстречу мне попадаются люди с
хмурыми, озабоченными лицами, все они словно бы находятся под каким-то
внутренним гнетом, и я явственно читаю в их глазах лишь им ведомую
безысходность. Кто они такие, что заставляет их так настороженно
оглядываться по сторонам, в чем причина их беспокойства? Я задаю себе эти
вопросы десятки раз, не нахожу ни единого ответа и ускоряю шаги, чтобы как
можно реже чувствовать на себе странные и недобрые взгляды окружающих.
Должно быть, они чувствуют во мне чужака, отсюда и подозрительность,
насквозь, кажется, пропитывающая удушливую атмосферу этого мира. Ни на
секунду не задерживаясь, я быстрым шагом продвигаюсь вперед, без цели, без
ориентиров, потерянный и напуганный. Ко всему прочему я совершенно перестаю
соображать, где нахожусь, так как ни названия улиц, ни вывески магазинов, ни
внешний вид строений, попадающихся на моем пути, мне ни о чем не говорят.
Вдруг в голову мою приходит образ, заимствованный, по всей видимости,
из "Лангольеров" Стивена Кинга. Процесс моего перехода сюда произошел во
сне, и было бы вполне логично предположить, что если мне и удастся вернуться
назад, то только находясь в том же самом состоянии. Следовательно,
необходимо найти какое-то укрытие, где перенесший сильный стресс организм
пусть и не сразу, но все же обретет отдых, а вместе с ним, возможно, и
избавление от затаившегося кошмара параллельной реальности. Сознание того,
что теперь мне есть к чему стремиться, до некоторой степени реанимирует мой
уже готовый погрузиться в ступор мозг, я останавливаюсь на месте и начинаю
озираться по сторонам в поисках подходящего убежища.
Оказывается, что стою я посреди узкой каменистой улочки, бегущей между
двумя рядами одно- и двухэтажных домишек, в большинстве своем несущих на
себе следы разрушительной деятельности времени. Окна во многих из них
надтреснуты, стены увивает непомерно разросшийся плющ, на земле валяются
куски упавшей с крыш черепицы. Если бы не остов какого-то автомобильного
ветерана с выведенным на покрытом пылью капоте сакраментальным "помой меня",
можно было бы решить, что я очутился где-нибудь на Востоке века эдак
семнадцатого. Один лишь вид этих молчаливо созерцающих меня хибар отбивает
всякое желание искать гостеприимства у их владельцев. Да и кто знает, как
здесь принято расплачиваться за постой: вполне возможно, что путник, имеющий
неосторожность постучать в дверь в поисках крова и пищи, сам в конечном
итоге становится главным блюдом на обычно скудном хозяйском столе. Нет,
лучше уж я устроюсь в каком-то заброшенном подвале, чем стану общаться с
ходячими зомби, от которых ничего хорошего ждать совершенно не приходится.
Вдали я замечаю перекресток дорог, на котором как будто виднеется
что-то живое. Сначала я долго не могу понять, кем является черное создание,
беспрерывно двигающееся из стороны в сторону, и, лишь подойдя ближе, узнаю
сгорбленную фигуру нищего в дырявом балахоне.
Скрюченный в три погибели, он монотонно качается влево-вправо перед
выщербленной деревянной чашей для подаяния, стоящей на грязной земле. Я не