"Александр Рубан. Витающий в облаках (Фантастическая повесть)" - читать интересную книгу автора

сроки оставляя свой след и фамилию бывшего укротителя на крестах и
пирамидках Бешенковичского некрополя. Третье поколение Смарагдовых и даже
кое-кто из второго поколения и поныне живы, но к нашей истории они никакого
касательства не имеют.
Дочь Ангелины Ковальской-Смарагдовой, Моника Валентиновна Ковальская,
умерла двадцать четыре года тому назад. Правда, остались в живых её дети и
внуки - но что она могла рассказать им о своей маме? Только и запомнила
маленькая Моня, как папа (не папа Валентин, а папа Аркадий) катал маму в
красивой инвалидной коляске с блестящими спицами и с высокой кожаной
спинкой, а она, Моня, сидела у мамы на коленях и тянулась ручками к далёким
красивым жёлтым цветам, которые росли на воде и назывались смешно:
"кувшинки". Да ещё как мама плакала, провожая их с папой Аркадием в
путь-дорогу, далеко-далеко от Витебска, а потом у папы Аркадия всё не
хватало денег на детский билет, и он ездил к маме один, притворяясь
зайцем... Смешно и грустно рассказывать такое внукам. Тем более, что было
так много интересного и важного, весёлого и страшного потом. И больше
страшного, чем весёлого. И всегда чего-нибудь не хватало - то денег, то
времени, то здоровья, - чтобы побывать в Витебске. Так и не хватило...
Сама же Ангелина Ковальская-Смарагдова (в праздничном прошлом -
"женщина-птица", любимица публики, виртуозно работавшая на двух трапециях
сразу) умерла в Витебске, в доме призрения, существовавшем иждивением
монастырской общины и благотворительностью губернской знати, и была
похоронена внутри монастырской ограды, в десяти шагах от церковной паперти.
На более чем скромной известняковой плите её могилки сохранилась почти
полностью дата смерти: "14 сентября 19..3 ( не то 19..8) года". Более точно
эту скорбную дату назвать невозможно: третья и часть четвёртой цифры
выщерблены осколком снаряда, разорвавшегося почти полвека тому назад над
правым приделом церкви. В памяти же людской - т.е., в памяти богомольных
старушек, из уст в уста и из поколения в поколение передававших эту
историю, забывая одно и присочиняя другое, - в памяти их сохранилась не
столько эта дата, сколько обстоятельства смерти Блаженной Ангелины.
Обстоятельства загадочные и даже нелепые, но содержащие в себе несомненный
для старушек элемент святости.
Рассказывают разное. Но во всех этих рассказах, каждый из которых
по-своему противоречив и причудлив, упрямо повторяются одни и те же детали,
выдумать которые вряд ли возможно. Их слишком мало для того, чтобы с
достаточной полнотой и достоверностью восстановить интересующие нас
события. Однако и сами по себе эти детали способны воздействовать на
воображение человека неравнодушного, сохранившего детское неверие в
обыденность мира и хоть в малой степени склонного к безрассудным мечтаниям.
Говорят, например, что и в смерти лицо Ангелины было прекрасным.
Прекрасным не той скорбной красотой довременного увядания, что была
свойственна ей при жизни (умерла Ангелина совсем молодой, не то
двадцатипяти-, не то тридцатилетней), но красотой "ангельски-чистой",
радостной и радующей. Говорят о неземной улыбке, озарявшей её мертвое лицо;
о том, что перед смертью сподобилась она узреть Ангела Господня, а может
быть, и Самого Господа - мол, Ему-то она и улыбалась столь лучезарно и
весело. О том, что церковные колокола зазвонили сами собой при её отпевании
и продолжали вызванивать сладчайшую мелодию всё то время, пока прекрасное
тело Блаженной Ангелины выносили из церкви и опускали в могилу, а смолкли