Глава вторая. Большая ошибка тети Маржи

Когда наутро Гарри спустился к завтраку, Дурслеи уже восседали за кухонным столом. Они смотрели телевизор последней модели, подарок для Дудли по случаю его приезда на каникулы, а то раньше он всё жаловался, что от телевизора в гостиной до холодильника очень далеко ходить. Большую часть этого лета Дудли провёл на кухне. Его свиные глазки были постоянно прикованы к экрану, а все пять подбородков постоянно тряслись от непрекращающегося жевания.

Гарри сел между Дудли и дядей Верноном, крупным и мясистым, почти совсем без шеи, зато с длинными усами. Гарри не то что не поздравили с днем рождения, наоборот, никто из членов семейства и ухом не повел в знак того, что его приход замечен. Впрочем, Гарри это не волновало. Он взял со стола бутерброд и тоже уставился в экран на диктора, который заканчивал репортаж о сбежавшем заключенном:

«…общественность предупреждена, что Блэк вооружен и чрезвычайно опасен. Организована специальная телефонная горячая линия. Просьба, в случае малейшего намека на появление Блэка, немедленно сообщать об этом.»

– Нечего нам рассказывать, какой он плохой, – фыркнул дядя Вернон, сурово глядя поверх газеты на фотографию заключенного. – И так видно! Только посмотрите, какой он грязный! Одни волосы чего стоят!

Он брезгливо покосился на Гарри, чьи непослушные волосы служили дяде неизбывным поводом для раздражения. Впрочем, если сравнивать с изображением в телевизоре – по бокам изможденного лица беглого преступника свисали длинные тусклые космы – Гарри был очень даже аккуратно причесан.

На экране вновь появился диктор.

– Министерство сельского хозяйства и рыболовства сегодня намерено объявить…

– Эй, постойте! – гавкнул дядя Вернон, гневно обращаясь к диктору. – Вы нам даже не сказали, откуда сбежал этот маньяк! Что это за новости такие? Может быть, он бродит прямо здесь, по нашей улице!

Тётя Петуния, костлявая женщина с лошадиным лицом, круто развернулась и пристально вгляделась в окно. Гарри прекрасно знал, что тётя Петуния была бы счастлива оказаться первой, кто позвонит по горячей линии. Она была самой любопытной дамой на свете и проводила большую часть жизни, шпионя за скучными, законопослушными соседями.

– Ну когда же до них наконец дойдёт, – тут дядя Вернон стукнул по столу громадным сизым кулаком, – что таких мерзавцев надо вешать и только вешать!

– Совершенно справедливо, – кивнула тётя Петуния, до сих пор подозрительно щурившаяся на увитый горошком соседский забор.

Дядя Вернон осушил чашку, посмотрел на часы и сказал:

– Кажется, мне лучше поторопиться, Петуния. Поезд Маржи приходит в десять.

Гарри, до этого момента мыслями пребывавший наверху с «Набором по техобслуживанию метел», свалился с небес на землю.

– Тётя Маржи? – выпалил он. – Она… она разве приезжает?…

Тётя Маржи приходилась родной сестрой дяде Вернону. Хотя она и не являлась кровной родственницей Гарри (чья мама была сестрой тёти Петунии), его заставляли называть её «тётей». Тётя Маржи жила в деревне, в доме с большим садом. Она выращивала бульдогов и не очень часто гостила на Бирючиновой аллее, поскольку не могла надолго оставить своих драгоценных собачек. Тем не менее, каждый её визит оставлял в памяти Гарри отдельный и ужасный след.

На пятый день рождения Дудли тётя Маржи пребольно побила Гарри палкой по ногам, чтобы он прекратил обыгрывать «нашего крошку» в «море волнуется». Несколькими годами позже она появилась на Рождество с компьютеризированным роботом для Дудли и коробкой собачьего корма для Гарри. В последний её приезд, за год до того, как Гарри поступил в «Хогварц», он нечаянно наступил на хвост любимой тётиной собаки. Рваклер загнал Гарри на дерево в саду, и тётя Маржи отказывалась отозвать пса до самой ночи. Воспоминание об этом случае до сих пор до слёз веселило Дудли.

– Маржи пробудет неделю, – рявкнул дядя Вернон, – и, раз уж мы затронули эту тему, – он угрожающе поднял жирный палец, – нужно обсудить кое-что до того, как я привезу её.

Дудли осклабился и оторвал замутнённый взор от телевизора. Смотреть, как папа третирует Гарри, было для Дудли самым интересным развлечением.

– Во-первых, – прогрохотал дядя Вернон, – следи за своим поганым языком, когда будешь разговаривать с Маржи.

– Ладно, – горько сказал Гарри, – если она тоже последит.

– Во-вторых, – продолжал дядя Вернон так, словно не слышал слов племянника, – поскольку Маржи ничего не знает о твоей ненормальности, я не желаю никаких… никаких дурацких штучек, пока она здесь. Изволь вести себя прилично, ясно?

– Если она тоже будет вести себя прилично, – проговорил Гарри сквозь сжатые зубы.

– А в-третьих, – процедил дядя Вернон, и злобные маленькие глазки превратились в щёлки на багровом лице, – мы сказали Маржи, что ты учишься в заведении св.Грубуса – интернате строгого режима для неисправимо-преступных типов.

– Что?! – проорал Гарри.

– И ты будешь поддерживать эту версию, парень, а то пожалеешь, – будто выплюнул дядя Вернон.

Гарри сидел за столом с побелевшим от ярости лицом, отказываясь верить в происходящее. Тётя Маржи приезжает на целую неделю!… Худший подарок ко дню рождения, который только могли придумать Дурслеи – даже если принять во внимание ту пару старых носков дяди Вернона.

– Что ж, Петуния, – произнес дядя Вернон, тяжело поднимаясь на ноги, – я поехал на вокзал. Хочешь покататься, Дудличка?

– Не-а, – ответил Дудли, вновь с головой ушедший в телевизор, теперь, когда дядя Вернон прекратил ругать Гарри.

– Дудлику надо принарядиться для тётушки, – промурлыкала тётя Петуния, разглаживая светлые густые волосы Дудли. – Мамочка купила ему красивенький новенький галстучек.

Дядя Вернон обхватил ладонью плотное плечо сына.

– Тогда до встречи, – и он вышел из кухни.

Гарри, парализованного от ужаса, посетила неожиданная идея. Он бросил бутерброд, вскочил на ноги и направился следом за дядей.

Тот натягивал дорожную куртку.

– Тебя я не звал, – рыкнул он, когда заметил, что Гарри стоит у него за спиной.

– А мне и не надо, – холодно ответил Гарри. – Я хочу кое о чём попросить.

Дядя Вернон с подозрением смерил его взглядом.

– Третьеклассникам в «Хог…» – в моей школе – разрешается посещать ближайшую деревню, – сказал Гарри.

– И что? – коротко бросил дядя Вернон, снимая ключи от машины с крючочка возле двери.

– Мне нужно, чтобы вы подписали разрешение, – поспешно закончил Гарри.

– С какой стати мне это делать? – скривился дядя Вернон.

– Ну-у, – протянул Гарри, тщательно подбирая слова, – это будет нелегко, притворяться перед тётей Маржи, что я учусь в этом, святом Как-его-там…

– В заведении св.Грубуса – интернате строгого режима для неисправимо-преступных типов! – пророкотал дядя Вернон, и Гарри с удовольствием уловил в его голосе панические нотки.

– Совершенно верно, – сказал Гарри, спокойно глядя в огромное, багровое лицо дяди. – Очень длинное название. А ведь нужно, чтобы я произносил его без запинки, правда? Что, если я случайно что-нибудь упущу?

– Тогда я из тебя всю начинку вытрясу, понял? – загремел дядя Вернон и пошёл на Гарри с поднятыми кулаками. Но Гарри не уступал.

– Это не поможет тёте Маржи забыть, что я ей скажу, – хмуро проговорил он.

Дядя Вернон остановился, всё ещё держа кулаки над головой, с лицом гадкого красно-коричневого цвета.

– А если вы подпишете разрешение, – поспешно продолжил Гарри, – я поклянусь, что буду помнить, где я якобы учусь и буду вести себя как муг… как нормальный и всё такое.

Было ясно, что дядя Вернон обдумывает его предложение, несмотря на оскаленные от ярости зубы и жилку, бьющуюся на виске.

– Идёт, – бросил он в конце концов, – но я намерен внимательно следить за твоим поведением, пока Маржи будет здесь. Если до самого конца ты будешь всё делать, как я сказал, и придерживаться моей версии, то я подпишу твоё идиотское разрешение.

Он повернулся на каблуках, распахнул входную дверь, а потом захлопнул её за собой с такой силой, что выпало одно из витражных стёкол.

Гарри не стал возврашаться в кухню. Он пошёл в свою комнату. Если ему предстоит вести себя по-мугловому, то лучше начать прямо сейчас. Медленно и печально он собрал все свои подарки и поздравительные открытки и спрятал их под доской рядом с сочинением. Затем подошёл к совиной клетке. Эррол совсем пришёл в себя; они с Хедвигой спали рядышком, сунув головы под крылья. Гарри вздохнул и разбудил обоих, потыкав пальцем.

– Хедвига, – мрачно сказал он, – тебе придётся убраться отсюда на неделю. Лети с Эрролом. Рон за тобой присмотрит. Я напишу ему и всё объясню. И не смотри на меня так, – большие янтарные глаза Хедвиги глядели с укором, – я не виноват. Только так я получу разрешение ходить в Хогсмёд вместе с Роном и Гермионой.

Через десять минут Эррол и Хедвига (с запиской к Рону, привязанной к лапке) вылетели из окна и скрылись из виду. Гарри, чувствуя себя глубоко несчастным, убрал клетку в шкаф.

Однако, у него практически не осталось времени на размышления о своей печальной судьбе. Казалось, не прошло и мгновения, как снизу уже раздались вопли тёти Петунии. Она кричала, чтобы Гарри спустился и приготовился встречать гостью.

– Сделай что-нибудь со своими волосами! – рявкнула она, едва только он вошёл в холл.

Гарри не мог понять одного – зачем. Тётя Маржи обожала критиковать его, поэтому, чем неопрятнее он будет выглядеть, тем лучше для неё.

Более чем скоро со двора донеслось шуршание гравия – это въезжала машина дяди Вернона; затем хлопнули дверцы, затем на садовой дорожке послышались шаги.

– Открой дверь! – прошипела тётя Петуния.

С ощущением черного мрака в душе Гарри отворил дверь.

На пороге стояла тётя Маржи. Она была точной копией дяди Вернона: большая, мясистая, даже с усами, правда, не такими кустистыми, как у брата. В одной руке она несла необъятных размеров чемодан, а другой она держала подмышкой старого бульдога с чрезвычайно дурным характером.

– Где тут мой Дуделька? – забасила тётя Маржи. – Где тут мой племяшечек?

Дудли, загребая ногами, вошёл в холл. Его блондинистые волосы были плотно прилеплены к жирной голове. Бабочку было трудно разглядеть под многочисленными подбородками. Тётя Маржи пхнула чемодан в живот Гарри, совершенно вышибив из него дух, сжала Дудли в одноруком объятии и посадила влажный поцелуй на жирную щеку племянника.

Гарри прекрасно знал, что Дудли терпит ласки тёти Маржи только потому, что получает за это неплохие деньги. В самом деле, когда объятие наконец распалось, у Дудли в толстом кулаке оказалась зажата двадцатифунтовая банкнота.

– Петуния! – закричала тётя Маржи, проходя мимо Гарри так, словно он был вешалкой для шляп. Тётя Маржи и тётя Петуния поцеловались, а точнее, тётя Маржи стукнулась мощной челюстью в костлявую щёку тёти Петунии.

С радостной улыбкой на устах вошёл дядя Вернон и закрыл за собой дверь.

– Чайку, Марж? – спросил он. – А что будет Рваклер?

– Рваклер попьёт чаю из моего блюдечка, – ответила тётя Маржи, и все трое направились в кухню, оставив Гарри одиноко стоять в холле с чемоданом в руках. Гарри не жаловался; всё что угодно, лишь бы поменьше быть с тётей Маржи. Он потащил чемодан в комнату для гостей и постарался, чтобы это заняло как можно больше времени.

К тому моменту, когда он вернулся на кухню, тётю Маржи уже снабдили чаем и фруктовым пирогом. В углу Рваклер шумно лакал из блюдечка. Гарри увидел, что тётя Петуния едва заметно морщится всякий раз, когда капли чая и слюны падают на её чистейший пол. Тётя Петуния ненавидела животных.

– А кто присматривает за остальными собаками, Марж? – поинтересовался дядя Вернон.

– О, я оставила при них полковника Бруствера, – загремела в ответ тётя Маржи. – Старик теперь в отставке, ему полезно чем-нибудь заняться. Но беднягу Рваклера пришлось взять с собой. Он без меня чахнет.

Рваклер завыл, увидев, что Гарри сел за стол. Это заставило тётю Маржи в первый раз обратить внимание на мальчика.

– Ну! – пролаяла она. – Всё ещё здесь?

– Да, – ответил Гарри.

– Не говори «да» таким неблагодарным тоном, – зарычала тётя Маржи. – Со стороны Вернона и Петунии было на редкость благородно оставить тебя в доме. Я бы не стала. Если бы тебя подбросили ко мне на порог, ты бы отправился прямиком в приют.

Гарри так и подмывало сказать, что он бы с большим удовольствием жил в детском доме, чем у Дурслеев, но мысль о разрешении посещать Хогсмёд остановила его. Он через силу улыбнулся.

– Чего ты лыбишься?! – взорвалась тётя Маржи. – Вижу, ты нисколько не исправился с тех пор, как я видела тебя в последний раз. Я-то надеялась, что в школе в тебя вобьют хоть чуточку хороших манер. – Она основательно отхлебнула из чашки, утёрла усы и продолжила: – Как там это называется, куда вы его отослали, а, Вернон?

– К св.Грубусу, – заторопился с ответом дядя Вернон. – Первоклассное заведение для безнадёжных случаев.

– Понятно, – сказала тётя Маржи. – А скажи-ка нам, мальчишка, там, в этом св.Грубусе, применяют телесные наказания? – рявкнула она с другого конца стола, обращаясь к Гарри.

– М-м-м…

Дядя Вернон коротко кивнул из-за спины сестры.

– Да, – ответил Гарри. Затем, почувствовав прилив вдохновения, добавил: – постоянно.

– Отлично, – одобрила тётя Маржи. – Я не признаю все эти сюси-пуси, что, дескать, нельзя бить детей, даже если они это заслужили. Хорошая плётка – лучший учитель в девяносто девяти случаях из ста. Ну, а тебя часто наказывают?

– О, да, – подтвердил Гарри, – ещё как часто.

Тётя Маржи сердито прищурилась.

– Всё-таки не нравится мне твой тон, – заявила она. – Если ты преспокойно говоришь о том, что тебя бьют, значит, тебя бьют не слишком сильно. Петуния, на твоём месте я написала бы им. Дай им понять, что у тебя нет никаких возражений относительно применения самых суровых наказаний к этому мальчишке.

Похоже, дядя Вернон заопасался, что Гарри может забыть об их сделке; во всяком случае, он резко переменил тему:

– Слыхала утром новости, Марж? Как тебе нравится этот сбежавший преступник, а?

Тётя Маржи быстро обустраивалась на новом месте, а Гарри поймал себя на том, что чуть ли не с ностальгической тоской думает о жизни в доме №4 без неё. Дядя Вернон и тётя Петуния только приветствовали, если племянник не путался у них под ногами, и Гарри это более чем устраивало. А вот тёте Маржи, наоборот, нравилось, чтобы он был перед глазами, чтобы она могла постоянно вносить громогласные предложения по его «исправлению». Она обожала сравнивать Гарри и Дудли. Также, совершенно несравнимое удовольствие доставляла ей покупка какого-нибудь огромного дорогого подарка для Дудли. При этом она так пожирала глазами Гарри, словно только и ждала момента, когда тот решится спросить, отчего и он не получил подарка. Она постоянно бросала мрачные намёки по поводу того, что именно сделало Гарри настолько неудобоваримой личностью.

– Ты не должен винить себя за то, каким вырос этот мальчишка, Вернон, – сказала она за ланчем на третий день. – Если внутри с гнильцой, так никто ничего не сможет поделать.

Гарри очень старался сосредоточиться на еде, но его руки затряслись, а лицо загорелось от гнева. Помни о разрешении, твердил он про себя. Думай о Хогсмёде. Не злись…

Тётя Маржи потянулась за бокалом.

– Один из основных принципов племенного дела, – произнесла она, – с собаками я постоянно с этим сталкиваюсь. Если с сукой что-то не так, непременно что-то будет не так и со щен…

В этот момент бокал взорвался у неё в руке. Осколки разлетелись по всем направлениям. Тётя Маржи захлебнулась и заморгала. С багрового лица текли капли.

– Маржи! – возопила тётя Петуния. – Маржи! Ты не поранилась?

– Чепуха, – пророкотала тётя Маржи, промокая физиономию салфеткой. – Должно быть, чересчур крепко сдавила. Не так давно со мной случилось то же самое у полковника Бруствера. Не суетись, Петуния… у меня слишком крепкая рука.

Однако, тётя Петуния и дядя Вернон подозрительно уставились на Гарри, и он решил не есть десерт, а лучше убраться из-за стола подобру-поздорову.

Он вышел из холла и прислонился к лестнице, тяжело дыша. Уже очень давно он не терял над собой контроль до такой степени, чтобы что-нибудь взорвалось. И больше он не может себе такого позволить. Не только из-за разрешения ходить в Хогсмёд – просто, если он будет продолжать в таком духе, то наживёт неприятности с министерством магии.

Ведь Гарри всё ещё был несовершеннолетним колдуном. Законы колдовского мира запрещали ему заниматься магией вне стен школы. А за ним уже водились кое-какие грешки. В прошлом году, например, он получил официальное предупреждение, где очень чётко говорилось о том, что, если до министерства магии дойдут ещё хоть какие-то сведения о колдовстве на Бирючиновой аллее, то Гарри угрожает отчисление из «Хогварца».

Мальчик услышал, что Дурслеи встают из-за стола, и поспешил убраться наверх.

Следующие три дня Гарри продержался за счёт того, что заставлял себя мысленно цитировать «Карманный справочник по техническому самообслуживанию метлы» всякий раз, как тётя Маржи начинала его воспитывать. Это хорошо помогало, хотя, кажется, от этого у него делались стеклянные глаза – тётя Маржи начала вслух высказывать предположение, что Гарри, скорее всего, умственно отсталый.

Наконец, пришёл долго-долго-жданный прощальный вечер. Тётя Петуния приготовила необыкновенный ужин, а дядя Вернон откупорил несколько бутылок доброго вина. Суп и лосось были съедены без единого упоминания о недостатках Гарри; за лимонным воздушным тортом дядя Вернон долго и утомительно рассказывал о «Груннингсе», своей фирме, производящей свёрла; затем тётя Петуния сварила кофе, и дядя Вернон достал бутылочку бренди.

– Соблазнишься, Марж?

Тётя Маржи уже выпила порядочное количество вина. Её огромное лицо было очень красным.

– По маленькой, давай, – хихикнула она. – Ну, ещё чуть-чуть, не жадничай… ещё… так-так-так… отлично!

Дудли уминал четвёртый кусок торта. Тётя Петуния, оттопырив мизинчик, малюсенькими глоточками тянула кофе. Гарри ужасно хотел незаметно слинять в свою комнату, но встретился взглядом с сердитыми глазами дяди Вернона и понял, что лучше не вставать с места.

– Аах, – протянула довольная тётя Маржи, облизала губы и поставила пустой бокал на стол. – Великолепное угощенье, Петуния. Я ведь обычно по вечерам успеваю лишь наспех перекусить, с моей-то сворой… – она сыто отрыгнула и похлопала рукой по могучему твидовому животу. – Прошу прощения. И, должна вам сказать, мне доставляет удовольствие видеть перед собой упитанных детей, – продолжила она, подмигнув Дудли. – Ты вырастешь настоящим, солидным мужчиной, Дуделёчек, таким же, как твой папочка. Да, пожалуйста, ещё са-а-амую малость бренди, Вернон…

– А что касается вот этого…

Она дёрнула головой в сторону Гарри, у которого немедленно напряглись все мышцы живота. Справочник, подумал он быстро.

– Поглядите на этого злобного карлика! То же самое и с собаками. В прошлом году пришлось просить полковника Бруствера утопить одного такого. Такой был крысёныш!… Слабый. Недокормленный.

Гарри лихорадочно вспоминал страницу двенадцать: «Заклинание против неохотного поворота».

– Я тут как-то на днях говорила: «всё дело в крови». Дурная кровь себя проявит. Не подумай, я ничего не имею против твоей семьи, Петуния, – она похлопала тётю Петунию по костлявой руке ладонью, похожей на лопату, – но твоя сестра оказалась паршивой овцой. Такие появляются даже в самых лучших семьях. К тому же она сбежала с каким-то бандюгой – и вот результат, у нас перед глазами.

Гарри неподвижно смотрел в тарелку. В ушах стоял странный звон. Крепко ухватитесь за хвост метлы, твердил он про себя. Но что шло дальше, уже не мог вспомнить. Голос тёти Маржи вонзался в мозг, как сверло фирмы дяди Вернона.

– Этот Поттер, – громким басом выкрикнула тётя Маржи, схватила бутылку и плеснула бренди себе в бокал и на скатерть, – чем он, собственно, занимался? Вы никогда не говорили.

Дядя Вернон и тётя Петуния ужасно напряглись. Даже Дудли поднял глаза от торта и посмотрел на родителей.

– Он… не работал, – ответил дядя Вернон, едва взглянув на Гарри. – Был безработный.

– Так я и думала! – победно крикнула тётя Маржи, отхлебнула бренди и утёрла подбородок рукавом. – Никчёмный, бесполезный, бездельник, попрошайка, который…

– Ничего подобного, – выпалил Гарри, сам того не ожидая. Все затихли. Гарри дрожал с головы до ног. Он ещё никогда не был так возмущён.

– ЕЩЁ БРЕНДИ! – проорал дядя Вернон, сильно побелевший. – А ты, парень, – рявкнул он на Гарри, – марш в постель, быстро…

– Нет уж, Вернон, – икнула тётя Маржи, поднимая руку. Её маленькие красные глазки злобно остановились на Гарри. – Давай, дружок, продожай. Гордишься своими родителями, да? Они, значит, разбиваются на машине (в пьяном виде, я так думаю)…

– Они погибли вовсе не в автокатастрофе! – крикнул Гарри. Он с удивлением обнаружил, что вскочил на ноги.

– Они погибли в катастрофе, мерзкий врунишка, а ты тяжёлой обузой свалился на своих добропорядочных, трудолюбивых родственников! – завопила тётя Маржи, раздуваясь от злости. – Ты наглый, неблагодарный…

Но тётя Маржи вдруг перестала говорить. Сначала казалось, что у неё нет слов от возмущения. Её раздувало от невыразимого гнева – но этот процесс не останавливался. Громадное красное лицо распухло, маленькие глазки выкатились, рот растянулся слишком широко и уже не мог произносить слова – вот уже и пуговицы с твидового пиджака выстрелили по стенам – тётя надувалась как гигантский воздушный шар, живот вырвался из плена твидового пояса, пальцы напоминали салями…

– МАРЖИ! – испуганно закричали хором дядя Вернон и тётя Петуния, когда тело тёти Маржи взмыло с кресла и начало подниматься к потолку. Она стала абсолютно шарообразной – живой бакен со свиноподобными глазками; руки-ноги по-дурацки торчали в разные стороны; тётя плыла по воздуху, издавая апоплексические лопающиеся звуки. Рваклер вкатился в комнату. Он лаял, как сумасшедший.

– НЕЕЕЕЕЕТ!

Дядя Вернон ухватил сестру за ногу и попытался потянуть её вниз, но вместо этого сам чуть не улетел. Через мгновение Рваклер бросился и вонзил зубы в ногу дяди Вернона.

Гарри, раньше чем кто-либо успел его остановить, сорвался с места и помчался к шкафу под лестницей. Дверцы волшебным образом распахнулись, стоило ему лишь протянуть к ним руку. За доли секунды он подтащил свой сундук к входной двери. Потом взлетел на второй этаж и стрелой бросился под кровать. Откинул в сторону половицу и выволок наволочку с книжками и подарками. Извиваясь угрём, вылез из-под кровати, подхватил пустую совиную клетку и понёсся вниз к сундуку. Как раз в это время из столовой выбежал дядя Вернон, с окровавленными лохмотьями вместо одной из брючин.

– ВЕРНИСЬ! – вопил он. – ВЕРНИСЬ И ИСПРАВЬ ЕЁ!

Но мальчиком уже овладела неконтролируемая ярость. Он пинком раскрыл сундук, вытащил волшебную палочку и наставил её на дядю.

– Она это заслужила, – часто дыша, сказал Гарри, – она получила по заслугам. Держитесь от меня подальше.

Он зашарил у себя за спиной в поисках дверной задвижки.

– Я ухожу, – объявил Гарри, – с меня хватит.

И, в следующее мгновение, он уже брёл по пустынной ночной улице, с клеткой подмышкой, волоча за собой сундук.