"Филип Рот. Мой муж - коммунист!" - читать интересную книгу автора

парни стертой политической ориентации - это, как он объяснил мне, чтобы,
несмотря на весь их гнев и возмущение, они были бы, что называется,
проходибельны: "пролетарии, американизированные для радио посредством
удаления мозгов и кастрации". Эта работа и привела его через пару месяцев на
программу Соколоу "Свободные и смелые", престижное еженедельное шоу
длительностью в целый час, причем в качестве основного исполнителя.
Кроме всего прочего, на Среднем Западе у Айры начались нелады со
здоровьем, и это тоже давало повод вернуться на Восточное побережье, чтобы
попытать счастья в новой профессии. Его мучили мышечные боли, так донимали,
что несколько раз в неделю - если не приходилось изо всех сил терпеть,
выступая в роли Линкольна или занимаясь "миссионерской" работой, - он
прямиком бежал домой, полчаса отмокал в ванне с горячей водой (ванная была
на этаже одна, к ней надо было идти по длинному коридору), а потом валился в
постель с книгой, словарем или тетрадкой для записей и тем, что у него было
под рукой из еды. Он полагал, что вся эта дребедень началась из-за того, что
когда-то, еще в армии, пару раз его сильно избили. После самого худшего из
этих избиений - в тот раз к нему привязалась портовая банда за то, что он
"негритянский прихвостень", - Айра угодил в госпиталь на три дня.
Цепляться к нему начали после того, как он завел приятельские отношения
с парой солдат-негров из сегрегированной части, стоявшей милях в трех на
берегу реки. О'Дей к тому времени вел кружок, который собирался в
"квонсетском" библиотечном ангаре и занимался обсуждением книг и политики.
Едва ли кто на базе обращал внимание на библиотеку и девятерых или десятерых
солдат, которые пару раз в неделю забредали туда после ужина обсудить
"Взгляд в прошлое" Беллами, или "Республику" Платона, или "Государя"
Макиавелли, пока к этому кружку не присоединились те двое негров из чисто
черной части.
Сперва Айра пытался урезонивать товарищей по подразделению, которые
называли его "негритянским прихвостнем". "И что вы все ругаете людей с
другим цветом кожи? Все, что я от вас про негров слышу, - это злобная брань.
Да вы ведь и не только на негров нападаете. Вам все нехороши - и рабочие, и
либералы, и интеллигенты. Вы против всех, кто, черт возьми, на вас работает.
Как это можно - отдать четыре года армии, видеть смерть друзей, видеть, как
их ранят, калечат им жизнь, и не понимать, отчего все это и в чем тут зарыта
собака! Вы только и знаете: Гитлер то, Гитлер это. Вас вызвали в пункт
призыва, послали сюда, вот и все. Знаете, что я вам скажу? Вы бы на месте
немцев вели себя точно так же, один к одному. Может быть, скатились бы на их
уровень не сразу, элементы демократии в нашей стране вам помешали бы, но в
конце концов у нас воцарился бы настоящий фашизм, с диктатурой и всеми
прочими радостями, и все только потому, что люди вроде вас несут такую
хреновину. То, что высшие офицеры, которые командуют этим портом, ни во что
нас не ставят, это понятно и это само по себе плохо, но вы-то! - вы ведь
простые люди, из бедных семей, у вас и мелочи лишней в кармане никогда не
бряцало, рабочая сила, которая нужна, только чтобы не останавливались шахты,
чтобы на конвейере было из кого кишки на барабан мотать, вы те, на кого
система плюет - низкими зарплатами, высокими ценами, астрономическими
прибылями капиталистов, - а вы, оказывается, сами крикуны базарные, вы
заражены фанатичной ненавистью к красным просто потому, что не знаете..." -
и вслед за этим он рассказывал им обо всем, чего они не знают.
Но из этих бурных споров никакого толку не выходило, наоборот, из-за