"Филип Рот. Мой муж - коммунист!" - читать интересную книгу автораТретьего. Слушай. "Пусть дьявол поразит меня несчастьями, если я сделаю из
своей души блудницу, принеся клятву верности тому, кто в сущности своей тупой, упрямый, жалкий и жестокий человек". Обе цитаты из Пейна, приведенные Железным Рином (который озвучил их своим сценическим, обкатанным на программе "Свободные и смелые", "народным" грубоватым голосом), были в числе той дюжины высказываний, которые я и сам выписал и выучил. - Ну как, небось нравится? - обращаясь ко мне, сказал мистер Рингольд. - Ага. Особенно это: сделать из души блудницу. - А почему? - спросил он. Я начинал отчаянно потеть и от солнца, бьющего в лицо, и от радости, что познакомился с Железным Рином, а теперь еще и оттого, что приходится отвечать мистеру Рингольду как на уроке, когда на самом деле я сижу между двух голых по пояс братьев, каждый под два метра ростом, двух здоровенных, мощных мужчин, от которых исходит сильная, интеллигентная мужественность, которой я так стремился набраться. Главное, вот: мужчины, которые могли бы говорить о бейсболе и боксе, говорят о книгах. И говорят о книгах так, словно книга дает что-то нужное позарез. Это не то, что открыть книгу, чтобы восторгаться ею, или черпать в ней вдохновение, или, уйдя в нее с головой, исчезнуть из мира. Нет, они этой книгой способны сражаться. - Потому что, - сказал я, помедлив, - обычно о своей душе не думаешь как о блуднице. - А что он подразумевал под этим "сделать из души блудницу"? - Продать ее, - ответил я. - Продать свою душу. - Правильно. Видишь, насколько это сильнее - написать "Пусть дьявол продам свою душу"? - Вижу. - А почему это сильнее? - Потому что, сказав "блудница", он олицетворяет душу. - Ну, а еще? - Ну, слово "блудница"... это ведь не обычное слово, его публично не употребляют. На каждом шагу люди не пишут "блудница" и на публике слово "блудница" не говорят. - А это отчего? - Ну, от стыда. От смущения. Вроде как неприлично. - Во! Приличия. Вот оно. Правильно. Стало быть, чтобы такое сказать, нужна смелость. - Да. - А это-то как раз и привлекает в Пейне, правда же? Его смелость. - Наверное. Ну да. - И вот теперь ты знаешь, почему тебе нравится то, что тебе нравится. Ты сделал мощный рывок, Натан. Причем знаешь это, потому что пригляделся к одному только слову, которое он употребил, всего к одному слову, но ты подумал об этом слове, задал себе несколько вопросов об этом его слове и вдруг сквозь это слово все разглядел, как будто посмотрел в увеличительное стекло, и тебе высветился один из источников силы этого великого писателя. Он смелый. Томас Пейн - смелый писатель. Но разве этого достаточно? Это всего лишь часть волшебной формулы. Смелость должна быть оправдана какой-то целью, иначе она поверхностна, дешева и вульгарна. Зачем была Томасу Пейну |
|
|