"Игорь Росоховатский. Тайна профессора Кондайга (Авт.сб. "Понять другого")" - читать интересную книгу автора

Напротив виднелась хорошо знакомая вывеска кабачка - кружка с черным
пивом "Гиннес" и грубо намалеванные буквы "Железная лошадь".
Хьюлетт вошел, заказал кружку пива и бифштекс. Рядом с ним за другим
столиком сидело двое подвыпивших моряков. На толстых коричневых, шеях
виднелись белые полоски.
Этот кабачок стоит здесь сто пятьдесят лет. Сюда заходил дед...
И внезапно, как Хьюлетт ни крепился, опасные мысли прорвали плотину и
заполнили его мозг. Он увидел то, чего боялся, - своего деда, каким видел
его в последний раз, - с взъерошенной копной грязных нечесаных волос, с
пеной в уголках рта. Он извивался в руках дюжих санитаров... И эта участь
по слепым, жестоким законам природы ожидает Хьюлетта и, может быть, его
сына.
Кондайг задыхался от ненависти. Он представил себе, как дед играет с
ним, качает на коленях, подбрасывает на вытянутых руках... А вот дед в
китайской курильне опиума... Он полулежит на циновке, волшебные видения
Проносятся в его затуманенном мозгу. А потом возвращается в родную Англию,
к невесте. В чемодане, рядом с награбленным золотом, лежат шарики с
одурманивающим ядом и две трубки. Конечно же, он совсем не думает, что
передаст свою отравленную опиумом кровь и нарушенную структуру нервных
клеток сыну, внуку, правнуку. И вот рождается ребенок - с носом отца,
ласковыми глазами матери, с подбородком деда и...
И если он попадает в эти условия, в большой сумасшедший мир, "Железная
лошадь" повезет его по той же дороге... А в какой мир может попасть
ребенок, как не в тот, что приготовили для него предки?
Хьюлетт отодвинул от себя еду, бросил на столик монету и поспешно вышел
на улицу. В голове словно работали жернова.
"...Говоря о лучшем мире, мы оставляем потомкам отравленные наркотиками
и алкоголем клетки; отравленные предрассудками законы; нормы, сковывающие
крепче, чем кандалы каторжников; свои неоконченные дела, в которых больше
ошибок, чем истин; свои несбывшиеся надежды, которые могут оказаться
гибельными".
Пошатываясь, Хьюлетт поднялся по деревянной лесенке. Остановился у
двери. Ему было страшно входить, потому что, как только он увидит малыша,
он подумает о его спасении. И снова из миража, колеблющегося в его мозгу,
выплывет то самое решение...
Хьюлетт проглотил сразу две таблетки. Позвонил. Дверь открыла Эми -
тоненькая, свежая, источающая аромат духов, как вечерний цветок. Над
маленьким смуглым лбом подымались волной крашеные белые волосы.
- Ты задержался, Хью? Что случилось?
- У мужей не спрашивают об этом, чтобы не приучать их ко лжи, - ответил
он, прошел в комнату и сел у камина.
Эми подошла к нему, щипцами взяла несколько ломтиков хлеба и стала
готовить гренки к вечернему кофе.
- Почему ты не идешь взглянуть на Кена? - спросила она.
- Через несколько дней я иду в психиатрическую, ты ведь знаешь, -
угрюмо ответил он.
Он почувствовал, как участилось ее дыхание. Потом она на миг задержала
вдох и сказала со спокойной уверенностью:
- Тебя вылечат. Ты и сам это знаешь.
Он не ответил. Эми умела не верить в то, во что ей не хотелось верить,