"Татьяна де Росней. Ключ Сары " - читать интересную книгу автора

своих отношениях с Бертраном. Я всегда мирилась с его провокационным, а
иногда и откровенно оскорбительным чувством юмора. По большому счету, он не
задевал меня. И никогда не доставлял особых переживаний. Вплоть до
последнего времени. Обычно я восхищалась его умом, остроумием, сарказмом. За
это я лишь сильнее любила его.
Люди смеялись над его шутками. Они даже немного побаивались его.
Заразительный смех, искрящиеся юмором серо-голубые глаза, очаровательная
улыбка скрывали жесткого и требовательного человека, который привык получать
то, чего хотел. Я вынуждена была мириться с этим, потому как он всегда
извинялся передо мной. Всякий раз, стоило ему понять, что он сделал мне
больно, он осыпал меня подарками, цветами, одаривая страстным сексом.
Вероятнее всего, только в постели мы с Бертраном и общались по-настоящему,
на равных, когда никто из нас не подавлял другого. Я помню, как однажды,
оказавшись свидетельницей особенно язвительной тирады, произнесенной моим
супругом, Чарла обратилась ко мне с вопросом: "Это урод когда-нибудь
относится к тебе хорошо?" А потом, глядя, как лицо мое медленно заливается
краской, она поспешно добавила: "Господи Боже! Я все поняла. Разговоры в
постели. Поступки говорят громче слов". Она вздохнула и потрепала меня по
руке. И все-таки почему я ничего не сказала Эрве нынче вечером? Что-то
заставило меня промолчать. Что-то заставило меня держать язык за зубами.
Когда мы расселись за восьмиугольным мраморным столом, Гийом принялся
расспрашивать меня о том, на какую газету я работаю. Я ответила, но на лице
его ничего не отразилось. Я не удивилась. Французы никогда не слышали об
издании "Зарисовки Сены". По большей части, ее читали только американцы,
живущие в Париже. Это меня не особенно беспокоило, я не гналась за славой.
Меня вполне устраивала хорошо оплачиваемая работа, которая вдобавок
оставляла достаточно свободного времени, несмотря на редкие вспышки
деспотизма Джошуа.
- А над чем вы работаете в данный момент? - вежливо поинтересовался
Гийом, наматывая на вилку зеленые спагетти.
- "Вель д'Ив", - отозвалась я. - Приближается шестидесятая годовщина.
- Ты имеешь в виду облаву во время войны? - с набитым ртом обратился ко
мне Кристоф.
Я уже собралась было ответить, как вдруг заметила, что вилка Гийома
замерла на полпути от тарелки.
- Да, большая облава на "Велодроме д'Ивер", - сказала я.
- Но ведь это случилось не в самом Париже, не так ли? - продолжал
Кристоф, не прекращая работать челюстями.
Гийом медленно и осторожно отложил вилку в сторону. Как-то так
получилось, что наши взгляды встретились. У него были темные глаза и
чувственные, полные губы.
- По-моему, это были нацисты, - заявил Эрве, подливая в фужер шардоне.
Похоже, никто из них не заметил напряженного выражения на лице Гийома. -
Нацисты, которые арестовывали евреев во время оккупации.
- Собственно, это были вовсе не немцы... - начала я.
- Этим занималась французская полиция, - перебил меня Гийом. - И это
произошло в самом сердце Парижа. На стадионе, где когда-то проводились
знаменитые велогонки.
- В самом деле? - воскликнул Эрве. - А я считал, что это нацисты и что
происходило это в пригороде.