"Василий Петрович Росляков. Последняя война (Роман) " - читать интересную книгу автора

мешок с картошкой, посмотрел на Славку глубоко запрятанными глазами.
- Покурить не разживусь, товарищ?
- Тут штаб был, - сказал Славка чужим голосом.
- Был. - Мужичок сотворил цигарку, чиркнул спичкой, затянулся. -
Третьего дня к Малоярославцу ушли.
- Пойду, - сказал Славка, поправил ремень винтовки и пошел.
- Как бы к им не попал, товарищ.
Славка оглянулся, ничего не ответил.
Опять шел он лесом, стараясь ни о чем не думать. Берег Силы. Солнышко
проступило в мглистом текучем небе. Где-то над головой бездумно стучал
дятел. Тоненько посвистывала синичка. За спиной шорхнуло что-то, зашипело.
Это снег ополз с веток. Славка оглянулся. Испугаться не хватило сил.
Слабенько подумалось о себе. Неужели это он, Славка Холопов? Студент с
лохматой головой? Неужели все это было: Богородское шоссе, липы вдоль
железной ограды, и трамвайная подножка, и холодящие руку отполированные
поручни трамвая, и листопад?.. "Осторожно - юз!", "Осторожно - листопад!"
И легкие шаги в институтских коридорах. И веселые голоса. И нечаянный
взгляд. Неужели все это было?..
Ноги уже не слушались и тяжело шли сами. Куда-то продирались они
сквозь запорошенный снегом валежник, сквозь ельничек, сквозь осинничек,
сквозь березняк, под глухими соснами. Куда-то шли. Куда-то несли они
своего и уже не своего Славку Холопова.
Вот и споткнулся о коряжину, и упал он, зарывшись губами в снег.
Обтаял снежок, и стало хорошо, и подниматься не надо.
Нет, Славка, вставай, родимый, поднимайся. Поправь на плече винтовку
и - давай, слушай, давай.
Только бы дойти, только дойти.
И снова раздвинулся лес. И открылся глухой поселочек в три домика. А
за теми домиками лежало маленькое пустое поле, обрезанное темной стенкой
леса. Горьким жилым дымком тянуло из труб. И давнее-давнее всплыло,
показалось в памяти и понесло его к жилью. Славка поднялся по деревянным
ступенькам в сумеречные сени, без стука вошел вовнутрь. Его обдало сонным
теплом. Чтобы не упасть, он прислонился к дверному косяку. Жарко пылало в
печи, стучали ходики. Хозяйка, в мужниной телогрейке, разогнулась,
отстранилась от печи. С минуту он и она смотрели друг на друга, и тогда
Славка с трудом шевельнул губами, видно, сказать хотел: "Доброе утро".
Женщина молчала. Потом посморкалась в пестрый передник, повязанный поверх
телогрейки, осторожно прикоснулась к Славкиной шинели, сказала:
- Проходи, сынок. Кушать небось хочешь?
Славка поставил к окну винтовку, гранату положил на стол, сам присел
на чистую, выскобленную ножом лавку.
- Сейчас я огурчиков принесу, капустки. - Хозяйка вышла с пустой
миской.
Славка потерпел минуту, борясь с собой, потом облокотился на уголок
стола, опустил голову и провалился... Чиркнули последний раз ходики и
пропали. Время остановилось.
Минута ли прошла, час ли прошел. Но отчего-то Славка вскинулся,
рывком поднял голову... Перед ним стоял живой немец. В зеленой шинели, в
пилотке, рыжемордый и - о, ужас! - с добрыми глазами. Стоял он, широко
расставив сапожищи, и, как видно, ждал, когда Славка проснется. В руках он