"Василий Васильевич Розанов. Афоризмы" - читать интересную книгу автора

на такую высоту чувств и мыслей, где над ним уже никто не царит...
Замечательную особенность Пушкина составляет то, говорит Розанов, что у него
нельзя рассмотреть, где умолкает поэт и говорит философ.... "Отнимите у
монолога Скупого рыцаря стихотворную форму, и перед вами платоновское
рассуждение о человеческой страсти".
(С. 184) Пушкин подвигнул вперед русского человека, русскую мысль не на
шаг, а на целое поколение вперед. "Наше общество - до сих пор Бог весть где
бы бродило, может быть, между балладами Жуковского и абсентеизмом Герцена и
Чаадаева, если бы из последующих больших русских умов каждый, проходя еще в
юности школу Пушкина, не созревал к своим 20-ти годам его 36-летнею, и
гениальною 36-летнею, опытностью".
Многогранность Пушкина подобна самой жизни. Монотонность, "одной лишь
думы власть" совершенно исключена из его гения. "Попробуйте жить Гоголем;
(С. 185)попробуйте" жить Лермонтовым, - писал Розанов, - вы будете задушены
их (сердечным и умственным) монотеизмом... Через немного времени вы
почувствуете ужасную удушаемость себя, как в комнате с закрытыми окнами и
насыщенной ароматом сильно пахнущих цветов, и броситесь к двери с криком:
"Простора! Воздуха!.." У Пушкина - все двери открыты да и нет дверей, потому
что нет стен, нет самой комнаты: это - в точности сад, где вы не устаете".
(С. 187) Если бы Пушкин прочитывался каждым русским от 15 до 23 лет,
пишет Василий Васильевич, то это делало бы невозможным "разлив пошлости в
литературе, печати, в журналах и газетах, который продолжается вот лет
десять уже".
(С. !90) Гармонии и ладу Пушкина, говорит Розанов, противостоит
импульсивность Лермонтова, который "самым бытием лица своего, самой
сущностью всех стихов своих, еще детских, объясняет нам, - почему мир
"вскочил и убежал"... Лермонтов никуда не приходит, а только уходит... Вы
его вечно видите "со спины" ..." "Прощайте! ухожу!" - сущность всей поэзии
Лермонтова... Пушкину и в тюрьме было бы хорошо. Лермонтову и в раю было бы
скверно".
(С. 191) Ставя Лермонтова в известном смысле выше Пушкина, Розанов
объясняет это новой природой лермонтовской образности и художественного
видения мира: "Скульптурность, изобразительность его созданий не имеет
равного себе, и, может быть, не в одной нашей литературе."
(С. 192) Розанов ... полагает, что ... несбыточная "сказка о Демоне"
была душою Лермонтова, ибо и в "Герое нашего времени", и в "Как часто
пестрою толпою окружен...", и в "Пророке", и в "Выхожу один я на
дорогу..." - решительно везде мы находим как бы фрагменты, новые и новые
варианты все того же сюжета... Тема "демона" неизбывна у Лермонтова. Что же
это за тема? Розанов отвечает на этот вопрос неоднозначно: "Любовь духа к
земной девушке; духа небесного ли или какого еще, злого или доброго, этого
сразу не решить. Все в зависимости от того, как взглянем на любовь и
рождение, увидим ли в них начальную точку греха или начало потоков правды".
Мысль о том, что в любви, в семье, в поле содержится грех, розанов
назвал одной из "непостижимых исторических аберраций". Как только человек
подумал, что в рождении, в роднике жизни, в поле - грех, то сейчас же
святость и добро он перенес в аскезу, в могилу и за могилу, поклонился
смертному и смерти. "У греков "не было чувства греха" (Хрисанф). Какже они
смотрели на пол? Обратно нашему. Как мы смотрим? Как на грех. Грех и пол для
нас тождественны, пол есть первый грех, источник греха. Откуда мы это взяли?