"Василий Васильевич Розанов. О священстве, о древних и новых жертвах" - читать интересную книгу автора

иголки громоотвода. Гоголь пусть и гений, но все же человек, а от. Матвей,
каков бы он ни был лично, по способности каждый день надеть эпитрахиль и
идти по "узкому пути" на алтарную стену, в киот, под ризу - вовсе не
человек, а некоторая божественная вещь, божественное существо. У него ни
тоски, ни горя; "ОїО№ ОjО-ОєО+-ПГОuОs" - блаженные боги! Наука, жизнь, труд,
заслуга, гений - все померкло, понизилось перед "возложением рук",
непосредственно от апостолов до от. Матвея: перед тем "возложением",
которое, кажется, первоначально имело характер просто доброты и заботы
посылающего о посылаемом. Сколько праведников, как Бруно, погибли от
духовенст ва! на сколько праведных дел, событий, жизни прямо плюнуто с
"узкого пути Марии" (мученичество, инквизиция, у нас - сектантство). Стран
но: семьдесят толстовцев и полторы тысячи пашковцев заставили духо венство
"разодрать ризы на себе". Но вот нарисуйте картинно, ярко, как жгли
Джиордано Бруно: ни Боссюэт, ни пастор Штекер, ни В. М. Сквор цов[4] не
посыплют пеплом головы от зрелища. И до сих пор католичест во ведь нисколько
не раскаялось в инквизиции; восточная церковь не раскаялась, что около V-VI
вв. в Греции почти повально вырезывались жиды за печать Ветхого Завета на
себе. И когда спрашиваешь себя, да как на это все духу хватало, то находим
ответ в этом преобразовании учения о благодати: перед "богами" все
человеческое - ничто, и гений, и заслу га, и жизнь. В то же время
христианское человечество, лишенное участия и собственности в благодати,
подпало или, точнее, подведено было духовенством под "иго закона" гораздо
жесточе, неумолимее, чем как было под ним до "искупления" ветхозаветное
человечество. Подведено под "иго" своих специальных "духовных" законов -
активно; а пассив но - через допущение государству издавать для стада какие
угодно законы. В этом стаде у каждой овцы у нас отнято всякое внутреннее
сопротивление, всякий упор, твердость - против внешнего давления. Твердость
правая, упорство святое, которое опиралось бы на листочек общего венца:
благодати, всему человечеству данной. Это бессильное и бесправное стадо со
сломанными у него костями (отнята точка упора), естественно, повело себя
нервно, патологично, немощно и буйно; повело, как санкюлот. Идея
царственного достоинства, священства "по чину Мельхиседекову" (вне
иерархического порядка, чьего-либо назначения), откуда в Ветхом Завете и
родилось пророчество, - эта благороднейшая и зиждительная идея была снята с
человечества: и угасло пророчество. Осталась только публицистика, нервная,
сорная, блеклая. Но по-ме щански она все же делает добросовестно свою
мещанскую работу. Тогда как "старший брат" этого блудного сына Небесного
Отца и не пророче ствует, и не делает; а только, ссылаясь на "благодать
Христову", это как бы новое "первородство", зажимает нос от "пороков"
младшего, брата и обвиняет, упорнее всего обвиняет его перед Отцом своим -
Богом "щедрот", как мы верим в сердце своем.

***

Это - частности. Но есть и мировая сторона в нашей проблеме. Ведь о чем
мы толкуем? О нереальности христианства. Об этом все плачи, в целой Европе.
Человек бы должен бежать к Богу, а миссионеры, инквизиция, коллегия "de
propaganda fide"[5], Боссюэт или Штекер явно ухаживают за "неверами", прямо
волочатся за публикой. Явление и комичное, и страшное. Волокитство верующего
за неверующим есть общий факт целой Европы, и притом начиная с Тертуллиана.