"Народный артист И. Ващенко" - читать интересную книгу автора (Сергеев Слава)Отелло и ДездемонаВащенковская мама, когда мы вошли, сказала: ну, слава Богу… Но глаза отвела. Так я и не поняла до сих пор - это она ему сказала, когда наш поезд, или он сам догадался?.. И еще - интересно, она знала, что он устроил на вокзале? То есть это был рядовой сьемочный день или все-таки премьера в нашу честь? Впрочем, сейчас это все уже неважно… Я тогда решила - забыть. Ну мало ли - воспоминания… И все былое в отжившем сердце ожило. Ведь так плакал. Но вскоре я поняла: ростовское танго с бывшей подругой - это вовсе не сингл “Remember”. Это ващенковская болезнь. Болезнь называется “на кого б залезть”… Он просто не может, чтобы рефлекторно не кидаться на женщин. На всех женщин, попадающих в его поле зрения. Неважно, бывшая ли это подруга, известная вдоль и поперек, прекрасная незнакомка в метро или случайная продавщица магазина “Продукты”. Реакцию вызывал практически любой обьект женского пола. Вы мне не поверите, но доходило просто до смешного. В основном он с друзьями, еще двумя такими же больными, как он, “живописцами”, окучивали ЦДХ, Центральный дом художника на Крымском мосту. А там ведь контингент очень специфический: студентки, одинокие гуманитарии женского полу, кому делать нечего, гости столицы, изредка просто интересующиеся… Трудовая интеллигенция одним словом, вся сплошь озабоченная и замороченная. По ней наш герой и специализировался, безошибочно полагая - эти быстрее дадут… Причем, что интересно: выбирал в основном иногородних… Уж я не знаю, почему… Легче познакомиться, может быть. И так легко, а тут еще легче. Ведь все (или почти все) иногородние девушки сейчас приезжают в Москву с тайной мыслью - а вдруг он, суженый? Плюс квартира на улице Горького?.. Сколько мне крови эти гастролерки попортили, трудно описать. Особенно сначала. Кто только не звонил… От Калининграда до Находки. И что самое главное - эти дуры не подозревали, по-видимому, о существовании разных часовых поясов. То есть вся Сибирь, Урал и Дальний Восток рвались к Ващенко по ночам. И чем дальше в глубь страны - тем позже звонили… В Москве три, а в Петропавловске Камчатском - полночь… Лежишь, бывало, ночью, можно сказать, дремлешь в объятиях милого, и вдруг звонок. Он у него еще такой противный - сначала какой-то дребезг с рычанием, а потом пронзительная трель: др-р-р-з-и-и-инь!!! И я бы ничего, перевернулась на другой бок и сквозь сон, может быть и не услышала: мало ли, ночь, ошиблись номером - но Ващенко каждый раз дергался, как ужаленный. Прямо подскакивал на месте. Телефон стоял с моей стороны. Беру трубку. - Алле? - говорю. А там девичий голос (очень вежливый от неожиданности ): будьте добры Игоря… (И ведь все молодых выбирал, подлец…) Я конечно, любезно спрашиваю: девушка, а вы знаете, сколько времени?! - Но трубочку передаю. - Тебя, - говорю, - милый… - А он шепчет: скажи, что меня нет!.. Я уехал!.. - Я говорю: бери трубку! - Трясущимися ручками берет. Голосом Ивана Козловского говорит: Да?.. Я слушаю… Н-нет… Это не Игорь… Ну, дальше я не слушала. Накинула платье и гордо удалилась на кухню. Сижу - курю. Типа - я в негодовании. На самом деле негодовала я первые три, от силы - четыре раза. На пятнадцатый раз негодовать глупо. Минут через пять появляется Ващенко, прыгающий на одной ножке со штанами в руках… Я сначала испугалась: может уронил что, на ногу-то, на нервной почве… Но потом поняла: не может от испуга попасть в штанину. В одну попал, а в другую - не может. Подскакал к столу. Смотрит на меня: - Натуля, что ты… Иди ложись… Тут я говорю голосом, рождающим эхо: - Где ты их находишь?! Затравленный взгляд, дрожащие губы: - Кого? - Баб этих! Опять затравленный взгляд, пауза. После паузы дрожащим голосом: - В “Макдональдсе”… Да, первое время я напрягалась и ревновала, потом перестала обращать внимание: подумаешь, привычки прежней, холостяцкой жизни, постепенно отстанут, человеку же не двадцать лет, но потом, со временем, это стало меня как бы это сказать… нервировать. Три месяца проходит, полгода, а звонки все идут и идут… И главное - количество их не уменьшается!.. А периодами даже наоборот - растет! То есть, думаю, что это значит? Что не прекращает гад свою гнусную деятельность, продолжает цепляться к девкам!.. Причем головой я понимала, что с ним ничего не сделаешь - характер, - горбатого, простите меня, могила исправит, но ничего не могла с собой поделать: обидно же… Причем на нервной почве стало у меня возникать ощущение, что он водит их днем, когда я на работе… У меня появилась неуверенность в себе. От неуверенности пошли скандалы. Потом я, по совету подруги, не пришла домой ночевать. Скандалы усилились. Теперь неуверенность почувствовал Ващенко. Исходя из общего стиля наших отношений, довольно часто доходило до рукоприкладства. Я начала ходить в припудренных синяках… Причем схемы конфликтов не отличались разнообразием. Чаще всего это происходило так. Я в чистом виде (никаких романтических историй, клянусь!..) задерживаюсь на работе. Причем ненадолго - часа на полтора. Часто даже звоню, предупреждаю. Ващенко в это время готовит ужин. Почему-то на мои предупреждения он не обращает внимания. (В трубке, когда я звоню, с его стороны молчание и вздохи). Ставит ужин на стол. Ждет. Меня нет. Начинает нервничать. Меня нет. Далее все развивается по одному и тому же сценарию с небольшими вариациями… Действие первое. Я прихожу. Ващенко с надрывом указывает мне на накрытый стол и удаляется в свою комнату. Там он закуривает сигару (заметьте стиль: сигару, а не сигарету!) и - садится за мольберт. На улице, как правило в это время уже довольно темно, так что, о том, что он там пишет, можно только догадываться. Причем пишет маслом… Этюд в багровых тонах. Я, уже предчувствуя дальнейшее, как можно дружелюбнее кричу из кухни: - Игоречек!.. Иди кушать!.. Он не появляется. Я подхожу, пытаюсь его обнять. Говорю: - Ну, что ты? Ответ, исполненный холода и достоинства: - Я? - Это произносится даже с подвыванием, на прибалтийский манер: яа? - Ничего. А ты что? Моя рука, разумеется, отстраняется. Гордо поднятая голова. Размашистые движения кисти. Ухожу на кухню и пытаюсь как можно больше проглотить до начала следующей серии. Максимум минут через пять появляется Ващенко. Где это у Пушкина? “Выходит Петр. Он разгневан. Лик его ужасен…” Действие второе. Вначале он всегда задает один и тот же вопрос: - Где ты была?!.. Вопрос задается дискантом. Я стараюсь отвечать ему как можно более миролюбиво: - На работе… Ты же знаешь… Садись… На лице Ващенко появляется улыбка Цезаря “И ты, Брут”: - На какой работе?! - восклицает он с надрывом. - Время - полдесятого! Все давно разошлись!.. - Как на какой… - смирно, заметьте, смирно! даже, я бы сказала, со смирением, отвечаю я. - В галерее… Рошняк приходил (это довольно талантливый художник, картины которого мы продаем), мы поговорили… Закончить я не успеваю. - Ах, Рошняк приходил… - голосом питона Каа зловеще говорит Ващенко. - Рошняк. Хорошо… А еще кто был? Мне уже хочется послать его куда-нибудь подальше. Почему я должна оправдываться и, главное, непонятно в чем?! Но я сдерживаюсь… - Толик. Рыба… Продолжаю наш путеводитель. Толик - это наш, как бы это получше выразиться - внештатный сотрудник и друг. Рыбой его прозвали за большие очки и совершеннейшую флегматичность. Иногда мы его просим о чем-нибудь, что-нибудь прибить, отвезти, поднести, мужчин-то вокруг мало… Иногда заказываем небольшую работу (он тоже “пишет”, но весьма средне…). Ващенко его хорошо знает, причем знал еще до меня. Присутствие Рыбы означает абсолютную безопасность с точки зрения, так сказать, д' амур (кто же будет заводить романы при общих знакомых) и я специально упоминаю про него, чтобы успокоить Ващенко. Но - не тут то было, Ващенко ваши аргументы не нужны, потому что он - он знает настоящую правду!.. Он усмехается: - Я тебе не верю. Ну что тут остается делать… Сначала я растерянно спрашиваю “почему?”, но потом в какой-то момент у меня кончается терпение (нервы-то не железные, и потом я же правда была на работе!..) и я начинаю орать. Ору я всегда что-нибудь несвязное, обида в этом тексте перемешана с оскорблениями, много упоминаний о том, что я устала, что он надоел мне со своей бессмысленной и болезненной ревностью, что он меня доведет своими упреками, что я ему действительно изменю, хотя бы для того, чтобы не обидно было получать упреки и в целом все это звучит довольно убедительно, хотя и жалко. Во всяком случае, так мне кажется. Но повторяю, Ващенко не нужны доказательства моей невиновности. Он хочет одного - чтобы я заорала. И когда это наконец происходит, он орет в ответ: - Проститутка! Ты переспала со всем ЦДХ!.. Мне стыдно перед ребятами!.. И для усиления драматического эффекта иногда еще кидает что-нибудь на пол. Что-нибудь, разлетающееся на мелкие кусочки. Например, тарелку со своим любимым овощным рагу. Я тоже что-нибудь кидаю, и после этого сцена, как говорится, приобретает известный динамизм… Нет, в принципе, его можно понять - сидит человек целыми днями дома, в основном околачивает груши, хотя считается, конечно, что он работает. Но я-то знаю, как он работает: мольберт весь в пыли - вот энергия и накапливается… Надо же ее куда-нибудь девать. Секс со мной в рабочие дни никакой, устаю я очень, девчонок каждый день приглашать нельзя, начнут проблемы возникать, да и не всегда они имеются, девчонки-то, вот ему (и энергии) и приходится искать иные пути. Нетрадиционные, так сказать… Я понимаю его. Но от этого мне не легче. Наши конфликты могут продолжаться по нескольку часов, иногда всю ночь, в несколько туров или повторяющих друг друга серий, пока у Ващенко не кончится пластинка. А заканчивается она обычно лирической мелодией, ноктюрном “Раскаяние” - и это будет последний аккорд. Действие третье Я, бездыханная, лежу на кровати. Попробуйте выдержать хотя бы час непрерывной мужской истерики, когда вам припоминается все: все обиды, все ваше неправильное поведение с ним и, что интересно, без него за последние десять лет, все отрицательные характеристики и негативные отзывы на вас, начиная с раннего детства, продолжая в юность и зрелость (жанр “мне все говорили, что ты”)… и вы поймете, почему я лежу. Если вы поприсутствуете при подобной экзекуции хотя бы час, через час пятнадцать вы будете лежать не на, а под кроватью… Ващенко располагается на полу рядом. Некоторое время он сидит молча и до меня доносится только его тяжелое дыхание. Я знаю, что сейчас по его лицу катится скупая мужская слеза. Потом раздается шепот: - Наташка!!.. Я молчу. Некоторое время так и проходит - в молчании. Если я чуть-чуть приоткрою глаза, то увижу, как Ващенко, подпершись рукой, горестно смотрит на меня. Повторяю, из глаз его катятся крупные слезы. Он чувствует себя виноватым. Это входит в обязательную программу… - Наташка, прости меня… Причем, что интересно, прощать его совершенно не обязательно, так как если вы попадетесь на эту удочку, то еще два часа будете его утешать по схеме: - Я тебя простила, ложись. - Не лягу! Какая я сволочь!.. Вся сцена обычно завершается половым актом, который происходит в среднем около 4.30 утра по московскому времени и не только не доставляет вам удовольствия, но буквально превращает вас в котлету. Этим поучительным зрелищем и заканчивается вечер… Так что, не попадайтесь на удочку, не открывайте глаз - и тогда у вас есть шанс, что наш герой устанет совеститься, отстанет от вас и уснет прямо тут же, сидя у кровати… Правда, и это еще не конец. Вы и здесь рискуете, так как не исключено, что он вдруг разозлится на ваше бессердечиеи выдаст на-гора еще одну порцию скандала, этакий автершок, как говорят сейсмологи и, может быть, даже сильный, дернет вас за ногу (было несколько раз) или начнет, вас, лежащую, вдруг душить (тоже возможно, но реже, все-таки силы под утро уже не те), но, как говорит пословица - попытка не пытка, в конечном итоге вы ничем не рискуете, так как в той или иной форме тактильного контакта с милым вам все равно не избежать… |
||
|