"Софья Рон. Пережить фараона " - читать интересную книгу автора

которых работал Шимон, закрывались один за другим, и вскоре стало ясно, что
придется начинать все сначала, как начинали теперь его ученики,
только-только окончившие ульпан. Но одно дело, когда ты новый оле, и для
тебя не представляет ничего особенного дотащиться с сумками в жару с рынка
Махане Йегуда до Таханы Мерказит, чтобы сэкономить на автобусном билете, и
совсем другое, когда этот смутный период, к которому прочно пристал
химический термин "абсорбция" исчезает где-то за песчаным облаком первых, и
потому особенно невыносимо душных хамсинов, когда у тебя уже привычный,
устоявшийся минус в банке, израильские привычки и израильские проблемы, - и
вернуться в прежнее состояние - все равно, что оказаться вдруг с женой и
грудным ребенком в двенадцатиметровой комнате огромной коммунальной
квартиры, где при этом еще надо как-то исхитриться соблюдать шабат и кашрут.
Дело, конечно, было не только в поисках работы. В конце концов, Шимон
блестяще владел ивритом и мог бы попытаться найти работу по специальности.
Но он даже не пробовал искать, просто не мог себя заставить. Он привык к
своей новой жизни, к постоянным разъездам, привык уверенным шагом входить в
полуподвальную комнату очередного клуба в какой-нибудь Кфар-Сабе или
Нетании, где наспех собранные олим поглядывали на заезжего фанатика кто с
полнейшим равнодушием, а кто с нескрываемым ехидством. Он знал: сейчас он
начнет говорить, и в этих глазах что-то оттает, и двое-трое слушателей
пересядут поближе и будут смотреть на него с интересом и восторгом, а после
лекции - вопросы, вопросы, но ему уже некогда, надо успеть на автобус, и
кто-нибудь обязательно попросит телефон: - Может, буду в Иерусалиме, тогда
встретимся, поговорим еще, и какая-нибудь женщина заметит: -Вы так не похожи
на всех лекторов, которых я слышала раньше... Нет, Шимон уже не мог думать о
другой работе. Сначала он ждал перемен, потом махнул на себя рукой и, чтобы
избежать постоянных скандалов с женой, проводил вечера у старых знакомых,
где за чаем на кухне, совсем как когда-то в Москве, объяснял, что
государство катится в пропасть, а раз так, не все ли равно, будет ли у него,
Шимона, работа, он не для того приехал в Израиль, чтобы продержаться здесь
еще каких-нибудь два года. Но жить на что-то надо было, и Шимон устроился
сторожем в школу Ноам, ту самую, где работал Яаков. Там они и познакомились.
Шимон к тому времени развелся с женой и с удовольствием проводил шабат в
Кирьят Моше, в уютной квартире родителей Яакова, куда, казалось, почти не
доходили отголоски сотрясавших Израиль бурь. Инициатором развода была,
разумеется, жена, ей надоело выносить вынужденное безделье и бесконечные
мрачные пророчества мужа. Сама она была женщиной практичной и энергичной,
сдала экзамены, устроилась на работу врачом, а после развода купила квартиру
на машканту матери-одиночки и, по слухам, уже собиралась сменить ее на
другую, поближе к центру. Мать Яакова сначала решила, что Шимону нужно
жениться, пыталась даже его с кем-то познакомить, но потом поняла, что перед
ней сломанный человек и оставила его в покое.
Возможно, в чем-то Шимон был прав, но концлагеря в Израиле - это было
уже слишком, это звучало неправдоподобно даже в тот вечер, когда весь город
как будто замер в напряженном ожидании, и лишь изредка по слабо освещенным
улицам скользили блики прожекторов. Может быть, это даже к лучшему, что
наступил кризис, теперь на Западе поймут, что представляют из себя левые и
не допустят установления диктатуры. Здесь все-таки не Россия, нельзя так
однозначно переносить на Израиль советский опыт. Но спорить сейчас с Шимоном
Яакову не хотелось, тем более, что Мария сидела тут же, напротив, и