"А.Ромашов. Кондратий Рус." - читать интересную книгу автора

За лесами густыми, за болотами топкими остались пращуры. Бродят они в
праздник дожинок, как сироты, сродников ищут, сыновей, внуков.
Поднялся Кондратий с полной кружкой, оглядел семью, проглотил комок
слез и сказал:
- Не сердитесь, пращуры! Без великой нужды дедовские могилы не
бросают!
Прохор понял его, опустил голову, а Гриде смешно - думает, захмелел
тятька, разговорился.
Затосковал Кондратий, ушел из избы, по пути овинные ворота открыл
настежь - пусть снопы обдует, спустился к речке и сел над омутом. В первое
лето, как пришли они из Устюжины, рыбы тут было - хоть ведром черпай. А
потом ушла рыба из омута, не стала ждать, когда ее всю вычерпают...
Пятнадцать лет прошло в трудах да заботах, а родную деревню на
Устюжине Кондратий никак забыть не может. Поклониться бы тогда князю Юрию,
работать на своей земле исполу: сноп себе, сноп князю. Обидно только:
земля дедовская, ни скота, ни семян он у князя не брал, а в закупы к нему
иди. Не успеешь и оглянуться - холоп княжеский, в своей семье не хозяин.
Подошел Туанко, сел рядом с ним, достал дудку. Заплакала ултырская
дудка - ветер так плачет в дремучем лесу, бьется ветер в лесной густерне,
вырваться хочет на поля, на луговины. Ветру тоскливо, а человеку, поди, и
того горше: леса, болота окрест, и нет им края, нет им конца.
Обнял Кондратий парня, сказал:
- Живи у нас, Туанко! Я хозяину ултыра за тебя мешок ржи увезу!
На другой день Прохор с Гридей в лес ушли, путики ладить, к осенней
охоте готовиться. Кондратий дома остался.
- Надумал? - спросил он Туанка.
- Боязно мне, большой отец.
- Чего боязно-то? Надоест у нас жить, в ултыр иди. Я не князь, силой
держать не стану!
Туанко молчал.
Кондратий не торопил парня: пусть думает. К концу зимы не сладко в
ултыре - хлеба нет, мяса нет. Не только зайцев и собак, всякую поганину
едят: соболь попадет в ловушку - еда, горностай попадет - тоже еда. Но
все-таки дома, среди своих...
- А Вету возьмешь? - спросил Туанко.
- Как не возьму! Невеста она Гридина.
Татьяна подошла к ним.
- В ултыр я, к старому Сюзю поеду, - сказал ей Кондратий. Выкуп
отвезу. Туанко у нас остается, мать.
Татьяна вдруг ни с того ни с сего заревела: Ивашку, видно, вспомнила.
Пока он ездил, Татьяна баню истопила, вымыла обоих и медные крестики
на шею им повесила. Вернулся он из ултыра, а Туанко и Вета за столом уже
сидят, как именинники, Татьяна перед ними топчется, учит их, бог, говорит,
у нас один, но в трех лицах - бог отец, бог дух святой, бог Исус Христос.
- А который бог большой? - спросил Туанко. - Я ему кровью рыло
намажу, чтобы не сердился.
Татьяна закричала на парня, обозвала нехристем, схватила с божницы
икону. Гляди, говорит, какой Христос наш, молись ему, чтоб простил твои
грехи, вольныя и невольныя.
- Прости вольныя и невольныя, большой бог, - сказал Туанко, кланяясь