"Владислав Романов. Замок с превращениями (Фантастическая повесть)" - читать интересную книгу автора

ночь.
- Какой я был глупый, что польстился на толстую баронессу! - то и
дело восклицал Азриэль. - Но если и через пять лет ты сможешь быть такой,
как сейчас, то мы умрем от голода в этой спальне!..
Змейка знала наизусть все чувствительные места его тела; ее
прикосновения то обжигали Азриэля, то обдавали ледяным холодом, он
превращался в послушный инструмент в ее руках, на котором она играла так
же легко, как на лесной дудочке. Азриэль то погружался в сладкую
полудрему, то превращался в облако, столь невесомое, что, казалось, дунь
ветерок, и он полетит.
Прошло две недели, потом еще две, потом еще десять дней. В ту
сороковую ночь они так же нежились, как и прежде, возбуждая в себе жаркие
волны любви. Окно было распахнуто настежь, чтобы не пропустить опаловую
дымку восхода; догорала свеча, и их тела светились в темноте, точно внутри
каждого полыхал фонарь.
- Любимый мой! Любимый мой!.. - шептала Змейка.
- Любимая моя!.. - отвечал Азриэль.
Боже мой, что за чудо любить, чувствовать стеснение и жар в груди,
болеть этой высокой священной болезнью и считаться неизлечимым. Только эта
болезнь так прекрасна и сладка, что не хочется выздоравливать. Блажен, кто
болеет ею до старости, хоть она и доставляет хлопот гораздо больше, нежели
грипп или гастрит. Но, чтобы болеть ею всю жизнь, надобно не путать зуд
телесный с жаром душевным, ибо первое есть всегда признак похоти, а
второе - истинной любви. Кому недоступно это воспламенение, муки и слезы,
ночи без сна, страдания, похожие на ад, мысли, близкие к помешательству,
кто хочет удовлетворяться скорым облегчением плоти, тот рискует никогда не
узнать великую силу прекрасной болезни, единственной способной на чудеса.
Азриэль только подходил к этим таинственным ступеням, только хотел
ступить на первую из них, как вдруг дверь сорвалась с петель и на пороге
возник Ганбаль с кровавыми ранами на груди и на голове. Еще земля лежала у
него на плечах, засыпалась в проломленный череп, лицо прогнило в отдельных
местах, и проглядывала желтая кость.
- Я знал, что вы здесь, что ты занял мое место! - прорычал, еле
ворочая языком, Ганбаль. - Но оно мое, пес, мое!..
Тело Азризля словно облили свинцом, оно вдруг отяжелело, и он застыл,
как статуя, не в силах пошевелиться.
Ганбаль стоял уже у постели и, щерясь, пожирал пустыми глазницами его
и Змейку.
- Попались, голубчики!.. - довольно прорычал он, дыхнув на них
смрадом. - Надо было вбить осиновый кол посреди могилы, ха-ха!.. А теперь
мы уйдем туда втроем!.. И снова заживем вместе, ха-ха-ха!
- Ты пришел, наверное, чтобы я почесала тебе пятки?.. - ласковым
голосом спросила Змейка.
- Ага!.. - вдруг вспомнив, закивал Ганбаль, роняя с плеч землю. - Я
люблю, когда мне чешут пятки!..
- Ложись!.. - она указала на постель. - Мы будем тебе вдвоем чесать
их!.. Ложись!.. - повторила она, и Ганбаль, присмирев, покорно лег на
белоснежные простыни.
Змейка коснулась пальчиками его почерневших ступней, Ганбаль блаженно
заурчал, тихонько подвывая, как собака.