"Владислав Романов. Замок с превращениями (Фантастическая повесть)" - читать интересную книгу автора

мамой твоей связано, с дочерью моей! Учить детей не может, зла у нее,
видите ли, на них не хватает! Вот до чего дожила! У дочери родной уже зла
не хватает!.. Боже, боже праведный, я дочери зла недодала!.. Ну что
еще-то, что?!
- К нам гости иногда приходят! - насмешливо ответила Маша.
- Вот! - вдруг вскричала бабушка. - Вот!.. Кто?!
- Азарий Федорович!
- Вот! - бабушка схватила Машу за руку, и ее прожгло таким холодом,
что Маша, вскрикнув, тотчас отдернула руку. - Извини, успокойся, я буду
вести себя прилично! Кто же этот Азарий Федорович?.. - елейным голоском
вдруг спросила бабушка. - И почему он зачастил в ваш дом? А?!
- Он работает тренером по плаванию в ДСО "Буревестник", а мама ходит
к нему в группу здоровья. И я теперь...
- И ты, кровиночка моя! - слезы навернулись у бабушки на глаза. -
Помнишь сказку-то?.. "У него была гладкая, как бильярдный шар, голова, нос
с горбинкой, глаза, горящие, точно уголь, рот сухой, тонкие губы, кожа с
темно-коричневым отливом и глубокими морщинами. В первую секунду казалось,
что страшнее и выдумать нельзя, но стоило чуть всмотреться в это лицо, как
происходило нечто невероятное: оно вдруг становилось привлекательным,
манило, притягивало к себе, а через пять минут уже восхищало своей
тонкостью и изяществом!.." - Вот так! - поджав губы, заключила бабушка. -
Я помню эти строчки наизусть! - она победно усмехнулась. - Ну-с, теперь-то
ты припоминаешь?!


Глава 3

Где мы знакомимся с Великим Магом и его юностью

Азарий Федорович Крюков, в прошлом Азриэль фон Креукс, злой Великий
Маг и чародей, лежал в фойе спорткомплекса "Буревестник" на широких
кожаных креслах и дремал. Изредка он вздрагивал от тяжелого урчания
холодильного шкафа, стоящего наверху, в буфете, особенно когда тот
включался среди полночной тишины. В огромном, во всю стену, холодильном
шкафу стояли лишь две бутылки "Жигулевского" да засохший хвостик леща -
буфетчица Нюра оставляла их для слесаря Баратынского и баяниста
Шляпникова, так сказать, на правах возлюбленной последнего, поскольку
жизнь для него с утра начиналась очень нелегко.
Азарий Федорович, конечно же, мог отключить ненавистный ему шкаф,
достаточно ему было только взмахнуть рукой, но он дал себе слово не
вмешиваться ни в какие дела и теперь, скрепя сердце, это слово соблюдал.
"Колдунья! Мое ты сердце расколдуй! Колдунья! Заветных слов вещунья,
колдунья!" - пропел в голове голос баяниста Шляпникова, и Крюков тяжело
вздохнул. Вот и Шляпников его уже "заколебал", как любила выражаться
Грымзина из девятнадцатой квартиры. Шляпников же орал свою любимую песню
за три квартала от "Буревестника" у себя дома по случаю очередного рандеву
с Баратынским и Шалимовым, ядовитым инспекторишкой Дома народного
творчества, а значит, любившим выпить на халяву. Впрочем, компания эта
была известная, и Крюков всех троих терпеть не мог, хоть его и приписали,
словно в отместку, к этому хору. В хор он, конечно, не ходил, еще этого не