"Ромен Роллан. Кола Брюньон" - читать интересную книгу автора

нас... И потом, я вам скажу (на ушко): "Терпение! Наша вывезет. Холода,
морозы, сволочь лагерная и придворная побудут и пройдут. Добрая земля
останется, и мы, чтобы она рожала. Она за один помет с лихвой свое вер-
нет... А пока прикончим мой бочонок! Надо очистить место для будущего
урожая".
Моя дочь Мартина мне говорит:
- Ты - бахвал. Тебя послушать, так можно подумать, что ты только
глоткой и умеешь действовать: ротозейничать, трезвонить языком, зевать
от жажды да на ворон; что ты спишь и видишь, как бы кутнуть, что ты го-
тов пить, как губка; а ты и дня не проживешь без работы. Тебе хотелось
бы, чтобы тебя считали вертопрахом, сорвиголовой, мотом, гулякой, кото-
рый не знает, что у него в кошельке, туго он набит или налегке; а сам бы
заболел, если бы у тебя на дню всякое дело не отзванивало свой час, как
на курантах; ты знаешь до последней копейки все, что издержал с прошлой
ПАСХИ, и еще не родился тот человек, который бы тебя надул... Простачок,
буйная головушка! Полюбуйтесь на этого ягненка! Знаем ваших ягнят: пусти
их втроем - волка съедят...
Я смеюсь, я не возражаю госпоже зубастой. Она права!.. Напрасно она
все это говорит. Но женщина молчит только о том, чего не знает. А меня
она знает, ведь я же ее сработал... Чего уж. Кола Брюньон, сознайся,
старый ветрогон: как ты там ни блажи, никогда тебе не быть совсем блаж-
ным. Само собой, и у тебя, как у всякого, есть блажь, за пазухой, и ты
ее при случае показываешь; но ты ее суешь обратно, когда тебе нужны сво-
бодные руки и ясная голова для работы. Как у любого француза, у тебя так
прочно сидят в башке чувство порядка и рассудок, что ты, забавы ради,
можешь и покуролесить: опасно это только простофилям, которые смотрят на
тебя, разинув рты, и вздумали бы тебе подражать. Пышные речи, звучные
стихи, головокружительные затеи-все это весьма приятно: воодушевляешься,
загораешься. Но при этом мы палим только хворост; а самых дров, в сарае
сложенных, не трогаем. Фантазия моя оживляется и задает спектакль моему
разуму, который ее созерцает, удобно усевшись. Все мне занятно. Театром
мне служит вселенная, и я, не вставая с кресла, смотрю комедию: рукопле-
щу Матамору или Франкатриппе, наслаждаюсь турнирами и царственными
празднествами, кричу "бис!" всем этим людям, которые ломают себе шею.
Это они, чтобы доставить нам удовольствие! Дабы его усугубить, я делаю
вид, будто и сам участвую в потехе и верю ей. Какое там! Я верю всему
этому ровно настолько, чтобы мне было занятно. Так же вот, как я слушаю
сказки про фей. И есть не только феи... Есть важный господин, живущий в
Эмпирее... Мы его чтим весьма; когда он проходит по нашим улицам, пред-
шествуемый крестом и хоругвью, с песнопениями, мы облекаем в белые прос-
тыни стены наших домов. Но между нами... Болтун, прикуси язык! Тут пах-
нет костром... Господи, я ничего не сказал! Я снимаю перед тобой шля-
пу...
Конец февраля
Осел, общипав луг, сказал, что стеречь его больше не требуется, и
отправился объедать (стеречь, хотел я сказать) другой, по соседству.
Гарнизон господина де Невера сегодня утром отбыл. Любо было смотреть на
них, жирных, как окорока. Я был горд нашей кухней. Мы расстались с серд-
цем на устах, уста сердечком. Они высказывали всяческие любезные и учти-
вые пожелания, чтобы наши хлеба хорошо уродились, чтобы наш виноград не