"Сергей Рокотов. Нечто под маской (Повесть)" - читать интересную книгу автора

смогла жить с этим, до того её мучили страх и любопытство...
Степан, широко улыбнувшись, быстро развеял её страхи.
"Дурочка ты... Трусиха эдакая... Это же Федька Бауэр. Он попал в свое
время в какую-то аварию, не знаю даже, в какую, и пострадал, изуродовал
лицо. Федька мой двоюродный брат. Его мать Вера Степановна родная сестра
моего отца. Федька старше меня лет на десять - двенадцать, не помню уж
точно. Никудышный человек, алкоголик, впрочем, грех его осуждать - с такой
рожей куда сунешься? Ходит, деньги клянчит у матери взаймы без отдачи. Он
терпеть не может, когда он приходит. И смотреть на него сомнительное
удовольствие, да и деньги давать в никуда она не любит. Дает, правда,
понемножку, родственник, как-никак... Вот такие дела..."
"А его родители? Где они?" - заинтересовалась Рита, вспомнив письмо,
но не желая признаваться в том, что она его читала.
"Родители-то?" - широко зевнул Степан. - "Померли его родители. Мать
давно уже, а отец дожил до старости, совсем недавно скончался. Его отец был
немец, их семью во время войны сослали в Казахстан, как и всех советских
немцев. Крепкий мужик, между прочим, был. До конца жизни работал врачом в
больнице, где-то в Подмосковье, то ли в Нарофоминске, то ли в Загорске, не
помню уже," - снова зевнул Степан. - "Мы с ними не общались, вернее
сказать, они с нами. Презирали, так сказать, за благополучие и конформизм.
Но Анатолий Германович приехал на похороны отца, я его смутно помню,
старый, сухой, как палка... А сам он его лет на пять пережил, хоть и старше
был лет чуть ли не на десять... И как Федька говорил, до конца жизни
работал, и хоть ему шел уже девятый десяток, но был в форме и полном
здравом рассудке. Но мы на похороны не ездили... Нет, его батя был крепкий
мужик, а этот... И с обликом не повезло, и вообще..."
"А он у них единственный сын?" - решила разведать все до конца Рита.
"Да что это ты так всем этим заинтересовалась? Зачем тебе чужие дела?
У нас своих по горло. Нет, мать говорила, был у них ещё сын, Николай,
намного старше Федьки. Но он умер ещё давно, сразу после войны, то ли в
сорок пятом, то ли в сорок шестом. В Казахстане. Заболел и умер совсем
маленьким - лет шести - семи..."
"Заболел, говоришь?" - каким-то странным голосом спросила Рита.
"Да не знаю я, Рит, чего пристала? Он умер за двадцать с лишним лет
до нашего с тобой рождения. Дела давно минувших дней, преданья старины
глубокой... Пошли, лучше покушаем чего-нибудь вкусненького. У нас, вроде
бы, помнится мне, есть чудненькие кругленькие эклерчики, такие же
аппетитные, как твои грудки..."
Он обнял её сзади, но Рита почему-то резко отшатнулась от него...
... Она лежит под теплым одеялом и дрожит то ли от холода, то ли от
страха... Почему ей так холодно? Почему ей так страшно? Почему ей было так
хорошо после выпитого ликера? Ведь она находилась в каком-то безумии,
припадке сексуальной эйфории... А теперь её знобит, и ей страшно, ей очень
страшно... И воспоминания так угнетают ее... Руки и ноги закоченели, а
голова горит, как в огне... Она почувствовала, что засыпает... И снова сон,
этот постоянный навязчивый сон, пожар... Гул, треск, жар... На ней горят
волосы... Ей нечем дышать...
"Помогите!!!" - беззвучно кричит она... И руки, сильные мужские руки,
выносящие её из всепоглощающего огня...Чьи это руки?! Боже мой, да это
же...