"Ирина Родионова. Разящая стрела Амура " - читать интересную книгу автора

Покажите его сначала мне.
И Шуазель подмигнул старой своднице.
- Нет, это пособие для Франсуазы. Он понадобится нам во время занятий,
- ответила Ариадна Парисовна.
- Что?! - Шуазель вскочил. - Да будет вам известно, что ни один
мужчина кроме меня не должен приближаться к Франсуазе де Пуатье! Это приказ
Его Величества!
- Поверьте, для того урока, который я собираюсь проводить, тот
оборванец - самая лучшая кандидатура, - заверила герцога госпожа
Эйфор-Коровина.
- Нет и еще раз нет, уважаемая госпожа Гурдан! - герцог Шуазель взял
потомственную ведьму за локоть и отвел в сторону, начав говорить тихо-тихо,
ей на ухо. - Дело здесь политическое, госпожа Гурдан. Мы не можем
подпустить к Франсуазе ни одного мужчины младше пятидесяти лет, который
э-э.., м-м... гарантированно безопасен. Вы меня понимаете?
- Вполне, но... - Ариадна Парисовна изо всех сил пыталась предостеречь
герцога, но тот, похоже, даже не собирался ее слушать.
- Никаких "но"! Гоните взашей этого проходимца! - крикнул герцог
лакею. - Нет ничего такого, что может простолюдин, и что было бы
неподвластно дворянину.
Шуазель сделал высокомерное выражение лица.
- Как вам будет угодно, ваша светлость, - Ариадна Парисовна
почтительно присела, но на ее губах заиграла злая усмешка.
- То-то же, - назидательно произнес герцог и поднялся с кресла. - Я
буду ждать вас в своем будуаре. Как только Франсуаза будет готова, милости
прошу.
Госпожа Эйфор-Коровина поклонилась еще ниже. Глаза потомственной
ведьмы лукаво заблестели.

***

Убогое жилище придворного философа представляло собой шестиугольную
комнатушку с неровным протекающим потолком.
Возле окна мужчине среднего роста можно было выпрямиться во весь рост,
но ближе к дверям уже приходилось нагибаться. Вся обстановка состояла из
большого черного стола, пары стульев с атласной обшивкой, оборванного
голубого диванчика, и поцарапанного орехового комода. Все эти вещи были
присланы Вольтеру королевским старьевщиком, как "милость Его Величества".
Из окошка немилосердно дуло, а мутное, желтоватое стекло едва пропускало
свет. Почти все свое жалованье философ тратил на бумагу, перья и свечи,
чтобы писать жалобные письма русской императрице Екатерине о
несправедливости жизни и необходимости соблюдать внутренние нравственные
законы. Императрица отвечала ему пространными рассуждениями, но выслать
денег до сих пор сама не догадалась.
Когда Вольтер, закусив кончик языка, выводил: "так вот, милостивая
государыня, пока одни купаются в роскоши, другие вынуждены терпеть свою
несчастную долю, но настанет такой момент, когда голодный народ...",
послышался шорох мышиных лапок.
- Вот тебе! - Вольтер стащил с ноги увесистый башмак и запустил в
нахальную мышь, тащившую в нору ужин философа - засохший кусочек сыра.