"Виктор Робсман. Царство тьмы (Рассказы и очерки бывшего корреспондента "Известий") [H]" - читать интересную книгу автора

ко мне. Утешьте меня, подтвердите словами, что вы решили бежать из этого
кромешного ада, из этого царства тьмы...
- Молчите! - вскрикнул я, испугавшись этих опасных слов, которых
никогда не решался произнести вслух. - Я вам ничего не говорил об этом.
Но она не слушала меня, увлекаясь и пьянея этой новой мыслью.
- Бегите! - шептала она воспаленными губами. - Какая счастливая
мысль! Ведь это подвиг! Поймите, что честному человеку здесь делать больше
нечего. Мы разлагаемся!

IV

Ночью, когда в общежитии утихала жизнь, я уединялся за работой в своей
квадратной {75} комнате, напоминавшей шкатулку. В открытое окно проникало
черное неподвижное небо, в воздухе было душно, не шевелились листья
деревьев, как будто вокруг меня остановилась жизнь. Сонливое чувство
неслышно подкрадывалось ко мне, и я повидимому легко поддался этому трудно
преодолимому соблазну; я спал тревожно, с поникшей головой, как пассажир в
вагоне. Вдруг, чья-то "заботливая" рука встряхнула меня за плечо. Я не
испытал удовольствия от этого прикосновения, тем более, когда проснувшись
увидел перед собой хорошо вооруженного человека в "прославленной" форме
НКВД. Мне казалось, что я все еще сплю и хотелось скорее проснуться от этого
страшного сновидения. Но все оказалось наоборот.
- Следуйте за мной, - сказала форма, заикаясь и давясь словами, точно
костью.
Я увидел себя на яву, и покорно поплелся за ним, как овца, припоминая в
это время все, "в чем был и не был виноват" перед советской властью. Тем
временем, человек в форме привел меня в комнату сестры, где было много
других в такой же форме, удивительно похожих друг на друга людей. У двери
стоял неподвижно часовой, а среди комнаты, точно на пляже я увидел в ночном
белье Аню и мою сестру. Мебель была сдвинута, шкафы раскрыты, постель
сброшена с кроватей на пол, и мне представилось, что нас грабят, и следует
звать на помощь.
- Вам полагается сидеть и молчать, - сказал обращаясь ко мне заика, и
указал на стул. Я обратил внимание на его мясистое, откормленное лицо, на
котором не было видно {76} ни ресниц, ни бровей, никакой растительности.
Неподвижные синие глаза казались нарисованными и имели поразительное
сходство с плакатом.
Пока другие производили обыск, заика призывал Аню к благоразумию. Он
советовал ей отказаться от безумных мыслей свергнуть советскую власть, и
убеждал ее помочь работе следственных органов, ничего не скрывая от них, как
от самой себя, и что сейчас она сама может решить свою судьбу.
- Что же вы молчите? - спросил он, не сводя с нее своих нарисованных
глаз.
Аня стояла неподвижно с плотно закрытыми губами, как оловянная фигурка
на столе: ее можно было передвинуть или опрокинуть, но нельзя было заставить
ее заговорить.
- Вы напрасно упираетесь, - сказал заика, давясь словами. - Нам все
известно. Нам известны не только нелегальные бумаги, которые храните вы в
своем портфеле, но и все ваши нелегальные мысли, которые вы храните в своей
голове.