"Виктор Робсман. Царство тьмы (Рассказы и очерки бывшего корреспондента "Известий") [H]" - читать интересную книгу автора

старик показал много живости в лице; глаза его беспокойно бегали по всем
предметам с преувеличенным интересом ко всему, и вдруг, его внимание
остановилось {65} на подмастерье, стоявшем без дела с напильником в руках.
- Эй, глупый человек! - закричал он скрипучим голосом, какой
производит напильник по железу. - Чего стоишь без дела? Разве не знаешь,
что тебя за простой повесят!
Молодой подмастерье, не привыкший еще к заводским порядкам, отбывая
практику по наряду, стал прислушиваться к словам старика, который все знал и
на всех покрикивал.
- Ты мастеру никогда не перечь, - говорил он торопясь и заметно
волнуясь. - Мастер здесь всг, а ты - ничего. Он всг может... Он партийный,
а ты что? Блоха, да и блоха тебя больше. Ты - прах, тля, ничто!... Вот кто
ты!
Заметив наш интерес к его словам, он вошел в азарт и стал поучать
подростка не щадя чести.
- Потому и запомни: ты один будешь всегда, во всем и перед всеми
виноват. К этому надо привыкнуть с первых дней. Когда мастер обругает тебя,
накричит, прибьет напильником - соглашайся, не вздумай самолюбия показать.
Боже тебя упаси! Самолюбие здесь всему помеха. Напротив, если когда
обругает, скажи покорно: спасибо, мол, вам товарищ начальник, что обругали.
Мне каждое ваше матерное слово на пользу. Вы со мной построже, покруче...
Голос старика срывался, и удушливый кашель мешал ему говорить. Теперь
он уже и не скрывал своего намерения раскрыть перед нами произвол заводского
партийного начальства, {66} свое унижение и обиду, ища защиту, или простого
сочувствия в нашем лице. Задыхаясь и поминутно откашливаясь, он продолжал:
- Если когда мастер разгорячится и по балде ударит - стерпи, хотя
правила такого нет, чтоб рукам волю давать. Но после того, как прибьет, он
всегда добреет. Боится, значит! Другой раз так допечет, что сам я со слезами
прошу его: "Побейте меня, товарищ начальник! Бейте! Что вы на меня, дурака
смотрите? Или смелости у вас мало? Бейте, прошу вас!" А уж ежели ударит, то
непременно смягчится...
Растроганный своим смирением, старик обмяк вдруг, привлек к себе
напуганного подмастерью, посмотрел на него с любовью и сказал, как отец
сыну:
- Я тебя парень за то пожалел, что ты глупый, что ты все еще себя
человеком считаешь...

IV

- Вы его не слушайте, - говорил парторг, ходивший за нами, как нянька
за малыми детьми. - Старик не в своем уме, от него всегда смута и
беспорядки в цеху.
Он привел нас в заводской клуб, где не было людей, смущавших нас на
каждом шагу. Все стены этой длинной и узкой комнаты с рыжими подтеками на
потолке, были покрыты свеже-выкрашенными лозунгами и плакатами, точно
обоями, и остро пахло малярной краской и скипидаром. По земле ползал чумазый
мальчуган с малярной кистью в руках. {67} Он скакал от одной буквы к другой,
на манер лягушки, и плотная бумага шевелилась под ним, как живая.
- Что ты делаешь здесь в такое раннее время? - поинтересовался я.
Мальчуган оторвался на минуту от работы, приподнял обезьяньи руки и