"Роберта Джеллис. Песнь сирены ("Песня" #1) " - читать интересную книгу автора

не разрешал строить, и об опасности порчи некоторых грузов от дождя или
жаркого солнца. Во-первых, Вильям имел хорошую прибыль в виде пошлин и
налогов, уплачиваемую торговцами, и было бы ошибкой убивать кого-то из них
при первых подозрениях относительно целесообразности построек. И, во-вторых,
Меркер либо полностью увяз в подобного рода нечестных делах, либо вообще не
был способен на таковые.
Следует тщательно проверить работу городского управления. Наверняка
могут обнаружиться какие-нибудь махинации Томаса Меркера, которых будет
достаточно, чтобы его повесить. Этим Вильям сразу достиг бы нескольких
целей: воздал человеку по заслугам, пополнил свой кошелек за счет
конфискации имущества Меркера, показал другим торговцам, что бывает за
мошенничество, ясно дал бы понять всем, что он, Вильям, не позволит грабить
себя.
Жалкие оправдания Томаса, закончившиеся предложением денег, иссякли.
Вильям взглянул на него и вскинул голову.
- Я уже сказал строителю, скажу и вам. Если все не будет убрано к моему
возвращению, я пришлю сюда своих людей, и они сожгут все дотла. - Глаза его
под длинными загнутыми вверх ресницами были сейчас цвета холодной мутной
воды. - Не испытывайте мое терпение.
Томас опять запричитал, но Вильям не стал его слушать. Он погнал коня
дальше, снова к реке, но чуть западнее где стояло широкое с тяжелым днищем
судно, служившее паромом. Вильяму вдруг пришло в голову, что все происшедшее
в это утро, удивительно. Почему он сказал Элис, что поедет в Хьюэрли на
лошади? Было бы уместнее воспользоваться лодкой, стоявшей у крепости.
Конечно, при этом пришлось бы пройти от деревни пешком или послать
кого-нибудь, чтобы тот предупредил о его прибытии и ему приготовили коня.
Похоже... Вильям улыбнулся: он стал суеверен Господу все равно, будут в
городе новые строения или нет. Он решил поехать на лошади, потому что именно
об этом думал прошлой ночью. Вильям всегда брал лодку, а потом шел пешком,
когда Элизабет была в Хьюэрли одна. Однако всегда ехал на лошади, если
Моджер был дома. Ему ничего не оставалось, как криво усмехнуться. Хорошо
рассуждать о гордости. А сам-то он хорош: не захотел уронить свое
достоинство, прибыв в Хьюэрли пешим, либо просить, чтобы ему выслали коня.
Вильям не мог не корить себя за глупую гордость, несмотря на всю свою злость
на Меркера. Но, когда он, небрежно приветствовал стражников, въезжая в
ворота Хьюэрли, настроение у него улучшилось.
Крепость Хьюэрли строилась раньше Марлоу, но в укреплении уступала ему.
Ее двойные стены были не такими высокими и широкими, как стены крепости
Марлоу и, в известном смысле, здесь не было настоящего замка, так как жилые
помещения строились в непосредственной близости от внутренней стены. Лучи
солнечного света могли проникнуть в приемный зал только через окна,
расположенные на уровне окон-бойниц крепостной стены или тех, что выходили
на противоположную сторону, но куда солнце заглядывало не надолго. Поэтому в
нем почти всегда был полумрак.
Вильям спросил, дома ли Моджер, у первого, кто поспешил ему навстречу и
решительно направился в приемный зал. Не успел он привыкнуть к полумраку,
как милое, звонкое хихиканье и волна какого-то приятного аромата заставили
его отступить на шаг.
- Милорда нет, - услышал он голос юной особы.
- А где леди? - сурово спросил Вильям.